Меценат из ментовки
Шрифт:
– Допрыгался, значит?
Привольнов отвел глаза кивнул:
– Выходит так.
Тамара не смогла удержаться, чтобы не уколоть.
– Ну, вот довела тебя твоя водка до ручки. Из-за нее потерял работу, семью, а теперь вот еще в тюрьму угодить можешь.
Жорик не перчил, хотя выслушивать сентенции не любил. Он развел руками.
– Я все понимаю. Но чего уж теперь говорить.
– Вот именно нечего, - Тамара подлила в чашку чаю, пододвинула ее к Привольнову.
– Жалко мне тебя, Жорик. Ты же вроде неплохой мужик, толковый,
Привольнов кашлянул в кулак.
– Мне самому себя жаль, Тома, - признался он с неприсущей ему искренностью.
– К сорока годам видно кто чего в этой жизни достиг. У кого-то жизнь удалась, у кого-то нет. У многих не задалась. В люди единицы выбились. Большинство же спились. Во всяком случае, из моего окружения. Я в их числе. К закату ни с чем иду.
– Ну, до заката тебе, положим, еще далеко, - заметила с улыбкой Тамара, - Хотя, если будешь пьянствовать, действительно загнешься.
И вот, странное дело, между бывшими врагами вдруг возникло взаимное доверие, какое порой не возникает и между близкими людьми. В кухне надолго установилась тишина.
– Ты хоть знаешь-то, что твоя бывшая теща Мария Андреевна умерла?
– неожиданно для себя спросила Тамара.
Привольнов взглянул на хозяйку удивленно и недоверчиво.
– Нет, впервые слышу. Когда это случилось?
– Полгода назад. Паралич разбил Марию Андреевну. Неделю пролежала без движений, потом умерла… Что-то прохладно стало, - Тамара зябко передернула плечами, встала, прикрыла окно и снова села.
Привольнов с минуту сидел, задумавшись, переваривая услышанную новость, затем спросил:
– А ты откуда знаешь про тещу?
– Наташа сообщила, - невинно ответила Ситникова.
Жорик ухмыльнулся:
– Ты же вроде говорила, будто не знаешь, где мои.
– А я и не знаю, - избегая смотреть в глаза собеседнику, промолвила хозяйка квартиры.
– Она письмо мне прислала до востребования и не указала обратный адрес.
Привольнов сделал вид, будто поверил Тамаре.
– Понятно. Как они там живут? Как сын?
– Да нормально. Сашка учится в первом классе. Наташа работает в поликлинике.
Жорик с фальшивым равнодушием спросил:
– Нет там у нее никого? Ну, я имею в виду, замуж не вышла? Она женщина красивая. Наверняка, около нее мужики вертятся.
– А уж вот этого я не знаю, - повела плечами Тамара.
– Такие подробности она мне не сообщала. Так, в общих чертах рассказала о своем житье-бытье. Про маму вот написала.
– Ситникова вздохнула.
Жорик снова задумался. Некоторое время он молчал, вертя в здоровой руке чашку, и вдруг хмыкнул.
– Чего это ты?
– удивилась Тамара.
Привольнов отодвинул от себя чашку.
– Да так, - сказал он с грустным выражением на лице.
– Вспомнил кое-что. Однажды теща, жена и сын, уехали на курорт. Путевку семейную купили в Крым. Я не смог поехать, на работе не отпустили. Остался один в квартире. Выпивал я уже тогда прилично. Выпить хочется, а в кармане как всегда пусто. Сижу дома, вдруг слышу, бабахнуло где-то что-то. Подумал, крышка с консервной банки слетела. Теща все консервировать любила. Посмотрел, нет, все банки вроде целые стоят. Облазил всю квартиру и нашел. За диваном бутыль двадцатилитровая стоит. Мария Андреевна оказывается втихаря от меня поставила, а пробка с бутыли и вылетела. Ну, вот неделю и пьянствовал. А жене с тещей потом сказал, будто вино прокисло и его вылить пришлось. Э-эх… - отвечая своим мыслям, с сожалением произнес Жорик.
– Хорошая была женщина Мария Андреевна. Царство ей небесное.
– Да, - качнула головой Ситникова.
– Жалко старушку… Но что делать-то думаешь, Жорик?
– спросила она, имея в виду переплет, в который угодил Привольнов.
– Как выбираться будешь?
Жорик покривился, удобнее устраивая на коленях больную руку, и заявил:
– Буду правду искать.
– А найдешь ли?
– с нотками сомнения в голосе обронила Ситникова.
– Попробую. Может, что и выйдет.
– Загуляешь ведь, Жорик, и конец твоей правде.
Изменилось что-то в лице Привольнова. Оно напряглось, а в глазах появился стальной блеск.
– Не загуляю!
– сказал он твердо.
– Я больше пить не буду!
– Дай-то бог, - вздохнула Тамара и легонько хлопнула ладонью по столу, будто судья молотком на суде присяжных перед тем как вынести свой вердикт.
– В общем, так, Жорик. Пока заживет рана и решатся твои дела, можешь пожить в моей квартире. Дальше увидим. Деньги тебе сейчас нужны, а их, наверное, у тебя нет?
– Нет, - вынужден был признать Привольнов.
– Но у меня есть телевизор. Продам его.
Тамара приподняла брови.
– Много ли тебе за него дадут? Это, во-первых. А во-вторых, как же ты его продашь, если в квартиру свою попасть не сможешь. Там тебя наверняка милиция поджидает. Мне к тебе за телеком идти тоже смысла нет. Милиция живо тебя вычислит. Короче, сделаем так. Я дам тебе денег. Есть у меня кое-что из сбережений. Выкрутишься, заработаешь - отдашь. Ну, а если пропьешь, пусть они будут на твоей совести. А теперь давай спать укладываться. Устала я что-то сегодня после дежурства.
Этим вечером оклемавшийся Привольнов перебрался на диван в лоджию, а хозяйка легла спать в своей комнате.
Несколько дней Жорик не выходил из дому, дожидался, когда заживет рана на плече. Забота специалиста, хорошее питание, спокойная, уютная обстановка сделали свое дело. Привольнов быстро шел на поправку. И вот, наконец, в один из вечеров он объявил Тамаре, что чувствует себя превосходно, и с завтрашнего дня берется за решение своих проблем.
На следующее утро Жорик проснулся в квартире один. Тамара уже ушла на работу. В зале на кресле он обнаружил костюм, рубашку и туфли. Поверх одежды лежала пачка денег.