Меч Аллаха
Шрифт:
— Вы все еще в Москве? Что теперь требуется от нас?
— Совсем немногое. Нужно посмотреть маркшейдерские листы горных работ в Ульген-Сае.
Аркатов, казалось, уже привыкший к общению с Назаровым, не сдержал раздражения.
— А может быть, вам и схемы изделия потребуются?
Министр все еще никак не мог привыкнуть, что человек, явившийся со стороны, с огромной настырностью требует того, о чем не могут говорить вслух более двух третей сотрудников его ведомства. Более того, даже не подумывают об этом, чтобы не навести начальство на мысль о подозрительном любопытстве. Предоставление
Назаров не обратил внимания на тон, каким министр задал вопрос. Ответил спокойно:
— Хорошо, что напомнили. Описание объекта и самого изделия мне тоже потребуется. Только чуть позже.
Уверенность, с которой говорил Назаров, подсказала Аркатову, что тот действует не по наитию, а по указанию свыше. А поскольку в этом деле фигурой свыше был сам президент…
Аркатов снял трубку и набрал кремлевский номер Краснова.
— Роман Андреевич? Это Аркатов. Сейчас у меня находится Назаров. Он просит предоставить ему для ознакомления ряд документов. Да, точно. Допуска у него нет. Вы так считаете? Тогда, может быть, мне стоит перезвонить президенту? Значит, взять под свою ответственность и показать ему в полной мере? Да нет, я верю, хотя все это крайне странно. Спасибо за информацию. Придется делать.
Сложившиеся за долгие годы и вошедшие в кровь Аркатова понятия о секретности ломались и летели к чертовой матери. Президент давал человеку со стороны право знакомиться с документами высшей степени засекреченности. Однако то, что о тайне Ульген-Сая знали те, кому об этом не следовало знать вообще, аргументом для рассекречивания закрытого объекта не являлось.
Аркатов вспомнил, как к великому министру атомной промышленности СССР Ефиму Павловичу Славскому, правившему должность двадцать шесть лет, с просьбой опубликовать очерк об Атомграде — Арзамасе-16 обратился видный советский журналист. Свою просьбу он обосновал тем, что в зарубежной печати сведения об этом научном центре уже публиковались несколько раз. «Пусть публикуют, — ответил министр. — А мы им этого подтверждать не будем». Логика дикая, но кто сказал, что у начальства, которое привыкло блюсти государственные секреты, она должна быть иной?
Повесив трубку, министр нажал на клавишу внутреннего переговорника.
— Филиндаш? Здравствуйте. Приготовьте, пожалуйста, документы по Ульген-Саю. К вам сейчас зайдет гражданин Назаров. Сделайте так, чтобы он ознакомился с тем, что покажется ему интересным.
«Филиндаш, ну и пароль», — подумал Андрей, все больше проникавшийся пониманием хитростей спецслужб.
От министра Андрей прошел в комнату, где его уже ждал сотрудник с двумя папками документов. Это был строгий с виду мужчина лет пятидесяти с профессорской бородкой клинышком, в белой рубашке при галстуке и в черных нарукавниках.
— Вы Назаров? — спросил он.
— Да. Назаров Андрей Иванович.
— Очень приятно. Я Филиндаш. Лев Константинович. Теперь, извините, будьте добры, покажите мне ваши документы. Паспорт и допуск.
Выходило, что «Филиндаш» не пароль, а живой человек, ко всему достаточно
Андрей вынул из кармана паспорт с узбекским гербом на обложке и протянул Филиндашу.
Тот взял документ, открыл его и немедленно возвратил Андрею.
— Возьмите. С этим документом я не могу позволить вам знакомиться с нашими материалами.
Через минуту оба были в кабинете министра.
— Поймите, Алексей Адамович, — объяснял свою позицию Филиндаш, — вы можете говорить что угодно, но в вопросах соблюдения режимности я отвечаю не перед вами, а перед законом. Государственный порядок требует, чтобы господину Назарову был оформлен допуск первой формы для получения материалов по проекту «Портфель».
— Лев Константинович, ты же умный человек. Сколько времени займет оформление допуска на Назарова? Месяц, два?
— Может быть и полгода. Откуда я знаю. Ваш Назаров полжизни болтался в Средней Азии. У него паспорт гражданина Узбекистана.
— Но ты же понимаешь: время не терпит. Больше того, третья сторона в курсе проекта «Портфель», и сидеть на секретных бумагах, когда под угрозой образец самого изделия — это бюрократическая глупость. Если не преступление.
— Согласен, глупость. Возможно и преступление. Но не я создал эту ситуацию. Меня поставили охранять секретность проектов и материалов, имеющихся в министерстве. За это я отвечаю головой. А за то, что кто-то где-то в степях Казахстана не так упаковал изделие, с меня никто не спросит.
— Хорошо, Лев Константинович. Мне ты можешь принести эти бумаги?
— Да, Алексей Адамович, принесу и оставлю. Вот карточка-заместитель. Вы распишитесь как положено. Но, предупреждаю, в присутствии господина Назарова комментарии к проекту делать не буду. Больше того, обязан по инструкции доложить в службу безопасности о нарушении режима работы с особо секретными документами.
— Погоди, Лев Константинович. Вы оба присядьте. Попробуем решить вопрос иначе.
Министр потянулся к телефону. Настукал номер. Нажал клавишу «конференция», чтобы разговор слышали все.
— Помощник директора Федеральной службы безопасности полковник Коноплев, — прозвучал в кабинете громкий бодрый голос.
— Степан Федорович, это Аркатов. Мне нужен директор.
Голос порученца был переполнен вежливостью.
— Здравия желаю, Алексей Адамович. Генерал Барышев занят. У него заместитель. Как только он освободится, я вас соединю.
— Полковник, черт возьми! — Аркатов вдруг утратил выдержку. — Барышев нужен мне срочно. Сейчас. Дело на поминутном контроле президента. Любая задержка выйдет нам боком. Вам в том числе!
— Соединяю.
Барышев выслушал Аркатова и вздохнул так, что это услышали все. Кому-кому, а ему ломать порядок допуска к документам высшей секретности собственными руками никак не хотелось. С другой стороны, все, что волновало президента в связи с Ульген-Саем, он прекрасно знал.
Еще раз вздохнув, генерал сказал:
— Секретчик у тебя?
— Да, он здесь.
— Передай ему трубку…
Андрей и Филиндаш вышли из кабинета министра вместе.
— Ты только не обижайся, — сказал ему секретчик. — Как говорят, если не я, то кто… Извини, но секреты здесь не мои.