Меч ангелов
Шрифт:
– Чернокнижник требует, чтобы его принял Совет Монастыря? – сказал брат голосом, в котором удивление боролось с негодованием. – Ты с ума сошёл, человече?– добавил он, не отрицая, однако, утверждения Нейшалька о Совете Монастыря, хотя я сам в первый раз слышал о таком учреждении.
– Именно так!
– А если нет? – тихо спросил монах.
– Тогда мои знания умрут вместе со мной, – сказал он, морщась. – Потому что, только предположим, что у меня на пальце отравленный перстень, и мелкой травмы достаточно, чтобы я отправился в путешествие, из которого уже не возвращаются. Вы хотите взять на себя ответственность за это, старик? А может, у меня есть яд в зубе? – спросил он, оборачиваясь в мою сторону. – Я говорю это, Мордимер, чтобы отговорить вас
– Я не собираюсь ничего предпринимать без ведома и согласия хозяев, – объяснил я спокойно. – Потому что, прежде всего, нам нужна поддержка мудрых братьев.
– Я передам твою просьбу, чародей, – ответил монах после минутного молчания, и я был уверен, что, по крайней мере, он понял истинный смысл моих слов. – Но не стоит надеяться на скорый ответ.
– Я даю вам время до заката, – сказал демонолог сухо. – И это моё последнее слово. Только при условии, что Совет примет меня до захода солнца, я поделюсь знаниями. И знайте, что оно касается, между прочим, того, что вы так тщательно охраняете сотни лет…
Мне всегда казалось, что монастырь Амшилас не является местом, в котором чернокнижники, демонологи и еретики могли требовать чего-либо, кроме ощущения спасительного страдания. Но, видимо, времена менялись, так как седой монах, не спуская глаз с Нейшалька, медленно кивнул.
– Если такова окончательная цена твоих услуг, – ответил он скрипучим голосом, – мы согласимся на неё с полным смирением.
– Я думаю, другого вам и не остаётся? – Засмеялся демонолог.
Я был свято уверен, что на моём лице не дрогнул ни один мускул. Так и лицо монаха казалось лишь мёртвой маской, вырезанной из желтоватого сухого дерева. Я посмотрел на его руки, скрытые до середины запястья обширными рукавами серой рясы. Они тоже не дрогнули. Ну что ж, нас, смиренных служителей Святого Официума, учат, чтобы мы сохраняли спокойствие даже в самых унизительных ситуациях. Наконец, брат кивнул и повёл нас вглубь монастыря. После короткой прогулки мы оказались в просторной комнате с большими окнами. Под стенами стояло несколько монахов, но их лица скрывались под широкими капюшонами.
Нейшалькогляделкомнату, ив его взглядетаиласьнаглаяиздёвка.
– Я не думал, что интерьер этого монастыря отличается такой сермяжной строгостью, – сказал он. – Ну, не волнуйтесь, я в любом случае не останусь здесь достаточно долго, чтобы он успел мне чрезмерно опротиветь. – Он вздохнул с притворным сожалением. – А пока принесите мне чего-нибудь позавтракать, прежде чем соберётся этот ваш совет.
Монахдаженемахнулрукойв сторонустоящиху стенбратьев, атолькослегкаповернулвихсторонуголову. Они сразу знали, что делать, потому что двое из них быстрым шагом направились в сторону двери.
– Хорошо вышколены, – сказал Нейшальк с насмешливым восхищением в голосе.
– Смирение и послушание, – сказал я, видя, что монах не откликается, – являются правилами, направляющими каждый наш шаг, в соответствии с учением Господа нашего.
– Каковое учение он недвусмысленно сформулировал, спускаясь с креста с мечом в руках, – съязвил демонолог.
– Но до того дал себя арестовать, бичевать и распять, – сказал я спокойно. – Но вы ведь пришли сюда не спорить о теологии, доктор, не так ли? Тем более, что человек со столь скромными знаниями, как я, вряд ли будет для вас интересным собеседником.
– Тоже верно, – буркнул он и отошёл от нас, встав у окна с широким каменным подоконником.
Нейшалькупринеслиеду: хлеб, холодноемясоикувшинводы. Он театрально поморщился, но потом началмолчаесть, всё это времястоя укаменногоподоконника, на которомстоялподнос.Наконец, спустяужедовольнодолгое времяпосле того, какдемонологпроглотилпоследнийкусок,в комнатувошёлмолодой монах.
– Совет собрался, – объявил он тихо. – И ожидает вас, доктор Нейшальк, вас, отец Бонавентуро, и вас, мастер Маддердин. Прошу следовать за мной.
– Наконец-то, – проворчал чернокнижник.
Он подошёл к нам, прочищая щели между зубами с громким чмоканьем.
–
Ведомые молодым монахом, мы двинулись сначала по коридору, потом простирающимися над садом галереями, а затем снова по коридору в ту часть замка, где ожидал нас Совет Монастыря Амшилас. Комната, в которую мы вошли, была огромна, с арочными сводами, поддерживаемыми каменными колоннами, настолько толстыми, что мужские руки не были бы в состоянии их обхватить. Комната делилась на две части, и вторая часть – та, что находилась дальше от двустворчатой двери – находилась на возвышении, к которому вели широкие ступени. Именно там, за прямоугольным столом, на стульях с резными спинками, сидели двенадцать монахов. Я видел их руки, почти скрытые в широких рукавах сутан и сложенные на столешнице. Я не мог, правда, видеть затенённых капюшонами лиц, но мог догадаться, что монастырь Амшилас выбрал этих людей с особым тщанием. В нижней части комнаты у стен стояли простые монахи, низко склонив головы и словно погрузившись в горячую молитву.
– Позвольте, господа, – заговорил тихо приведший нас брат. – Совет ждёт вас.
– Смотрите внимательно. – Обратился ко мне Нейшальк горделивым тоном. – Ибо скоро вы станете свидетелем триумфа несокрушимых знаний и несгибаемой воли.
– Так я себе это и представляю, – ответил я, слегка склонив голову.
– Ну, пошли. – Чернокнижник щёлкнул пальцами молодому монаху, губы которого двигались в беззвучной молитве.
Они двинулись в сторону возвышения. Демонолог шёл быстрым и уверенным шагом, молодой брат прямо за его спиной. Нейшальк поднялся по лестнице, но даже не отодвинул предназначенный для него стул, поставленный с торца стола. Он вдруг развёл руки и что-то крикнул мощным голосом. Его фигура, напоминающая теперь большую, чёрную птицу с распростёртыми крыльями, казалось, выросла до самого потолка. И прежде чем я смог что-либо подумать или сделать, из тела Нейшалька выплеснулись потоки огня. В один момент двенадцать монахов и брат - проводник демонолога были сожжены в прах. Не осталось ничего. Даже остатков костей или кусочков одежды. Жар был настолько силён, что я почувствовал, как меня овевает жгучее дыхание, и, с трудом сдерживая стон, закрыл лицо. Тем не менее, у меня было впечатление, что и так через некоторое время кожа сойдёт кусками с моих щёк, носа и лба.
Но тогда монахи, стоящие до сих пор смиренно у стен, подняли головы и дружным хором, подняв над головой руки, выкрикнули слова, ни смысла, ни значения которых я не был в состоянии понять, но которые несли столь великую силу, что я упал на землю, видя, как из моих ноздрей бьют фонтаны крови. Я пытался подняться с колен, но мне казалось, что на моей спине появился прижимающий меня к полу груз. Единственное, что я мог сделать, это смотреть. И не думаю, что многие среди живущих видели когда-нибудь то зрелище ничем незамутнённой, чистейшей мощи, которому у меня была возможность и счастье быть свидетелем.
Все монахи (только сейчас я заметил, что на самом деле среди них был аббат) засветились, словно окружённые священным ореолом, а их буро-серые одежды вдруг стали белее снега. С пальцев, вытянутых в сторону существа, которое не так давно было Казимиром Нейшальком, ударили серебряные полосы и окутали его пламенем. Однако жара этого пламени я не чувствовал на коже, а даже наоборот: казалось, он гасит и подавляет жар, бьющий от чудовища с чёрными крыльями. Оно закричало от боли и повернулось в сторону монахов. Его лицо сохранило ещё остатки черт доктора богословия, но я уже видел, как рождается другое лицо. Смуглое, искажённое настоящей жестокостью лицо с чёрными спутанными волосами. Но не это лицо было самым страшным, хотя горящие светом глаза, казалось, дышат ненавистью. Самым страшным было то, что я увидел, как из плеч демонолога вырастают две чёрные змеи с головами размером с человеческий кулак. Эти змеи пронзительно шипели, а их длинные раздвоенные языки и истекающие ядом острые клыки я видел куда более ясно, нежели мог себе пожелать.