Меч Баа Ци
Шрифт:
Бой затих, но покоя на поле битвы это не прибавило. Земля, усеянная телами погибших, заполненная стонами раненных, не даровала присутствия духа выжившим. Впрочем, бывалых военных людей вряд ли могло ввергнуть в панику чуждое колдовство: уж чего-чего, а подобных вещей рыцарство уже навидалось. Потому среди уцелевших царило деловое оживление. Старшие командиры обсуждали вместе с инициаторами произошедшее больше в военном аспекте и конструктивном русле, нежели житейском, для которого все свелось бы к «ой что за жуть тут делается!». Потому бойцы делились опытом противостояния с бестиями Ночи безумия, какие приемы хорошо себя показали, какие тактические ухищрения позволяли добиться наилучшего эффекта. Удачные действия сразу же брали на вооружение все фро.
Рубер носился от отряда к отряду,
Хотя ставкой назвать ее было трудно: колдун распорядился ткнуть в землю копье с широким золотым знаменем едва ли не вместо головы поверженного Кромо. Сам сел рядышком на стул, сложив руки на походный столик с двумя чашами вина. Поначалу столешницу накрыли белой скатертью, но Трисмегас сразу же распорядился ее унести в медкорпус, где не хватало тряпиц для пеленания ран. Рядом с ним сидела Катя, у ног которой лениво развалился огромный ротвейлер. Представителей этой породы и так миниатюрными не назовешь, однако возрожденный к новой жизни Бальтазар оказался намного больше обычного своего размера. Теперь он едва не превосходил лошадь Рубера, что опасливо на него косилась, когда всадник остановился рядом со столом и спешился, скорее по привычке, чем по нужде отсалютовав.
Катя на всякий случай привстала и тоже отсалютовала, показав ладошку. Потом спросила Трисмегаса:
— Я правильно делаю?
— Все правильно, — сказал за Верховного Рубер. Тот подтвердил:
— Совершенно верно. Хотя все эти ритуальные действия совершенно бессмысленны, однако если мы вовсе откажемся от них, то будем считать, что мы всего лишь сборище вооруженных убийц, которые собраны здесь для причинения и, если не повезет — получения смерти.
— Господин Верховный Магистр принадлежит к рептилоидам, и явно может многое рассказать нам об убийствах и смерти, — уважительно, но с долей подколки отвечал Рубер. На что Трисмегас скривил тонкие губы в усмешке и ядовито заметил:
— По праздникам человек убивает животных для хорошей пищи, в будние дни — для повседневной, использует кожу убитых животных в качестве одежды и различных изделий, с детства играется в игры с элементами сражений… почтенные, человек настолько специализированное и натасканное на уничтожение себе подобных и неподобных существ, что даже не замечает этого! Должно быть, если бы я зарезал вас, к примеру, по случаю своего дня рождения и наготовил из ваших ступней чудеснейшего холодца, вы бы меня считали полным чудовищем, не так ли? Но вы подобно поступаете с животными и не видите ничего ужасного в сем поступке. Выпьете с нами вина, почтенный Рубер? Впереди ждет кровавая схватка с очень сильным противником. Возможно, больше мы не соберемся подобной компанией.
— На виду у своих фро? Увольте, я не хочу ранить их глаза своей праздностью. Поэтому откажусь.
— На всех фро, к сожалению, вина не хватит, тут вы правы, — согласился Трисмегас. — Скажите фро, что сейчас начнется вторая волна. Предполагаю, что противник задействует и пешие… кхм… подразделения. Наряду с воздушными отрядами.
— Сколько же всего волн предполагается? — осведомился Рубер.
Трисмегас глянул на Катю, потом показал подчиненному три пальца. И неожиданно привстал с места, поскольку заинтересовался ногами Рубера. Точнее, сапогами. Еще точнее — землей, которую попирал его полководец. Туда же посмотрел и вмиг насторожившийся Бальтазар, он даже зарычал, поводя воздухом и шумно вдыхая воздух. Конь Рубера дико заржал, подскакивая на месте. Быстро смекнув, что и начальник, и собака, и лошадь рассматривают его ноги не из-за их божественной красоты, полководец резко отпрыгнул прочь, в его руках сверкнула черной молнией сулица, с размаху погружаясь во внезапно зашевелившуюся землю. А потом еще и еще, едва понял, что острие бьет не в грунт, а в чье-то плотное живое тело. Едва он выдернул копье, вверх ударила тугая кровавая струя, тут же угаснув. Из развороченной земли наружу пробилась огромная толстая лапища с кинжалоподобными когтями, слепо хватая воздух, в предсмертной попытке нанести врагу
— Тащи его сюда! — окрикнул Трисмегас Бальтазара. Псина уставилась на него удивленным взглядом, перевела умные глаза на растерянную хозяйку и, не получив от нее ни согласия, ни запрета на следование командам постороннего, направилась к свежеубиенному чудовищу из подземного мира. Схватив зубами за лапу, все еще конвульсивно подергивающуюся, Бальтазар вытащил уродливое тело наружу. Трисмегас пристально осмотрел слепую морду убитого с острыми мелкими зубами, снопами тонких длинных усиков-вибриссов по сторонам.
Среди растерянного войска выросла еще одна лапища, схватила какого-то неосторожного бойца и швырнула прочь. Сила у твари была такова, что несчастный с воплем пролетел несколько метров тридцать, прямо над головами фро, щедро разбрызгивая кровь на их изумленные лица. Он упал к ногам Трисмегаса, однако тот даже не вздрогнул, полностью погруженный в свои мысли.
— Ага, — сказал наконец Трисмегас сам себе. — Все понятно.
И потянулся к сигнальному рогу.
Утробный прерывистый рев слышали все. Рядовые пехотинцы с изумлением переглядывались и спрашивали у средних командиров, в уме ли Верховный, те адресовали разъяснения магистрам, магистры — Руберу. Рубер был занят отслеживанием и уничтожением новых монстров. Как раз при звуках рога Трисмегаса он заколол вторую подземную тварь, что успела перед смертью окатить его фонтаном горячей крови из пробитой артерии. Утирая лицо рукавом, полководец Ордена вслушался в сигнал, пожал плечами и распорядился следовать команде, поскольку явно Верховный знает что делает, пусть его распоряжения и выглядят подчас довольно странными.
— Слушать меня! — возвестили один за другим магистры младшим командирам. — Стройся в походную колонну по четыре!
Строевая подготовка была вбита постоянной муштрой глубоко в сознание каждого бойца Ордена, потому войско мгновенно собралось в три группы, сомкнув ряды. Сигнал строиться касался только копьеносцев и арбалетчиков. Спешенные рыцари остались один на один против подземных тварей. Рассредоточившись, они высматривали почву под ногами, пытаясь подметить любое подозрительное шевеление, любую дрожь земли… И едва удавалось, мгновенно вонзали туда либо меч, либо копье. Но не всегда удавалось сразу распознать врага. Подземники били быстро и наверняка — в доли секунды под ногами жертвы разверзалась почва и мощная лапа вонзала кинжалоподобные когти в тело несчастного, а затем мгновенно же исчезала, оставляя человека корчиться в луже собственной крови. Рыцарям повезло больше — их броня позволяла выдержать страшные удары при доле везения.
Магистры скомандовали построившейся пехоте:
— Колонны, на месте шагооом марш! Раз-два, раз-два, раз-два!
Задавая темп ходьбы, ударили походные барабаны. Раз! Тысячи сапогов как один с размаху вбились в окровавленную, испепеленную грязь смертного поля. Два! В сторону полетели брызги грязи, кто-то ругнулся, получив их прямо в лицо, но устав есть устав, а по нему все было определено — и направление пятки с носком, и амплитуда движения голени с коленом, и сила удара среднего пехотинца. Хоть ты всех вокруг перепачкаешь до макушки. Плевать, приказ надо выполнять, на том построена вся военная служба. Раз-два, раз-два!
Еще один сигнал от Трисмегаса: «Арбалетчикам выйти из строя, изготовиться к бою, стрельба без команды, сектора — на фронт!»
В кругу спешившихся рыцарей, и далее, в самом поле перед войском стали один за другим вздыматься вверх огромные курганы, их вершины взрывались пылью, обнажая свирепых подземных чудовищ, что слепо крутили вокруг лапами и трясли мордами, оглушенные топотом марша копейщиков. Арбалетчики мгновенно распределили сектора обстрела и били с колен, беспощадно, метко, убийственно, кровожадно скалясь и торжествуя после каждого ушедшего в цель болта, что пробивал черепа монстров, вонзался по оперение и глубже в их трясущуюся от боли плоть.