Меч Господа нашего. Книга 5. Прелюдия беды
Шрифт:
Твою мать!
– Вы говорите на амхари?
Сержант открыл глаза. Толпа схлынула, они продвигались вперед, хоть и не быстро. С неровностями местной дороги полностью не справлялась даже мягчайшая подвеска Бьюика.
– Нет.
– В таком случае, Грег пойдет с вами до границы. Он знает язык.
О, Боже…
Грег был белым. И этот придурок в костюмчике – он тоже был белым. Сержант представил, как они высаживаются из машины, он и этот белобрысый здоровяк у контрольно-пропускного пункта на границе. Пыль, рев мулов и изношенных до предела дизельных грузовиков, снующие повсюду малолетние дети. И беженцы из Сомали, глазами которых можно резать мясо. И все они смотрят как белый и черный пожимают друг другу руку, напевая под нос американский гимн.
Интересно, вот
Впрочем, это еще не самое крутое. Резидентом ЦРУ в Аддис-Абебе вообще была женщина, Лесли Шед [13] . Назначать женщину начальником станции на континент, где в племенах воины выходят танцевать голыми, чтобы все видели размер их хозяйства, где женщину вообще не считают за человека – это сильно…
13
Имя подлинное.
– Я говорю на суахили, – сказал сержант – и кое-что знаю из сомалики. Этого вполне достаточно. До границы я пойду один, и после границы – тоже пойду один. Просто передайте мне то, что пришло дипломатической почтой, и доведите обстановку. Это все.
Белый сотрудник ЦРУ достал пухлый конверт, передал сержанту. Тот открыл, проверил. Все как надо – эфиопские быры, кенийские шиллинги – в Сомали своей валюты не было, нужна была валюта соседних стран. Несколько золотых рэндов Крюгера – самая уважаемая валюта на континенте, один рэнд Крюгера стоил сто семьдесят долларов США. Доллары – после ухода американцев доллары в Сомали остались. Паспорт – Демократическая республика Конго, на имя М’Буки Тонго. В Конго сейчас неспокойно, проверить его подлинность почти невозможно, да и кто это будет делать. Несколько виз самых разных африканских государств, подтверждающих то, что владелец паспорта много ездит по континенту. Сомалийской визы не было, потому что ее некому было выдавать. Государства больше не было.
Несколько фотографий…
– Каким годом сделана эта фотография? – спросил сержант, поднимая фотографию Мохаммеда Фарраха Айдида.
– Девяносто пятый. Более поздних фотографий нет. Сделана китайским репортером, Айдид тогда решил, что ему ничего не угрожает, и решил дать несколько интервью. Этот подонок в шаге от того, чтобы установить в стране диктатуру. По опыту других стран – мы знаем, что за ней последует геноцид. Собственно, он уже идет.
– Геноцид кого?
– Некоторых племен, принявших чистый ислам в противовес тому, что бытовал в Сомали до этого. Вы, вероятно, знаете, что ислам в Сомали сильно искажен, это скорее смесь ислама, традиционных верований Африки, и кое-что они позаимствовали из католичества и христианства. Генерал Айдид и его племенная милиция сейчас физически уничтожают носителей чистого ислама, в основном беженцев, бежавших из страны в конце 80-х и сейчас вернувшихся. Идет жестокая борьба за власть.
И Америка в этом хочет поучаствовать, делая ставку на вернувшихся в страну беженцев, которые жили в странах Персидского залива и приняли там «чистый ислам». Просто здорово!
– А это кто?
– Его основные полевые командиры. В основном, они сейчас в Могадишо, контролируют различные районы города.
– А где сам Айдид?
– Вероятно, в Могадишо.
– Вероятно?
– Мы не знаем. У нас практически оборвалась связь с тех пор, как в Могадишо снова начались бои. Кое-какую информацию мы получаем со спутников, но она сами понимаете…
– Понимаю. Что за бои?
– Они идут по всему городу, в основном в южной его части, в районе Медина. Исламская милиция – против племенной милиции хабр-гадир. Вот еще кое-что.
Сотрудник ЦРУ достал еще один конверт с красной полосой. Совершенно секретно.
– Это данные о наших агентах. Тех, которые выходили на связь в этом году и должны находиться в Могадишо. Но там ли они и живы ли они вообще – мы не знаем…
Сержант внимательно посмотрел на фотографии, перечитал дела агентурной разработки, запоминая процедуры связи. Затем рассовал полученные деньги в пластиковый пояс, пару крупных банкнот сунул в обувь, в специально оборудованный тайник. Затем – попросил подбросить его поближе к Асмара-маркет, но не на самый рынок…
17 июля 1996 года. Сомали, неконтролируемая территория. Дорога на Байдоа…
Попасть в Могадишо можно было двумя путями. Точнее даже тремя. Первый – высадиться с траулера или лодки – но делать это надо было в порту, контролировавшемся агрессивными боевиками. Второй – на эфиопской или кенийской территории за бешеные деньги взять машину – но в таком случае, все сразу поймут, что у него есть деньги. Сержант Бунт – выбрал третий, наиболее разумный и безопасный путь.
На Асмара-маркет он купил некоторое количество различной одежды, то ли китайского, то ли местного производства. Сложил их в две громадные сумки – такие, какие он мог унести в одиночку. Еще он купил термос, несколько бутылок с водой, лепешек и некоторое количество сушеного мяса. К боку – прилепил липкой лентой пистолет ТТ, купленный здесь же у подпольного торговца оружием, вместе с двумя запасными магазинами и двумя коробками с патронами. Пистолет он не отстрелял, как полагается делать с любым свежекупленным оружием – но разобрал, осмотрел его и нашел вполне исправным. Отстреляет при первой возможности. С двумя громадными сумками он подошел к стоящим на окраине рынка грузовикам. Ему не составило труда найти те, которые направлялись в Могадишо – потому что в Могадишо они направлялись почти все. За несколько банкнот ему досталось место на одном из таких грузовиков…
Грузовик был старым, но надежным. «Берлье» марокканского производства – во Франции такие уже не производились, а вот в Марокко завод по их производству всё ещё сохранился. Трехосный, с большим, заканчивающимся полукруглым выступом капотом, с массивным кожухом песочного фильтра, он напоминал о тех временах, когда Франция еще была великой державой и играла в жизни черного континента не меньшую роль, чем Великобритания и СССР. Машину грузили под верх – борта были специально наращены и таких сумок, какие были у сержанта, в машину поместилась, наверное, пара сотен. Торговцы, которые ездили за товаром в Могадишо, закупали товар тоннами, на его машине был, например, товар только трех торговцев. На него они покосились, но ничего не сказали. Решили, что он либо родственник водителя, либо простой человек, крестьянин, которому надо оправдать путешествие в Могадишо, потому он и купил товара, чтобы продать там втридорога. В Африке ценят оборотистость и сержант на фоне гигантов черного рынка выглядел совсем жалко. Но они ничего не сказали – просто забрались на самый верх по приставной лестнице, а один из торговцев, дополнительно приплативший за комфорт – полез в кабину. Двое остальных презрительно покосились на него – сочли, что он тратит деньги на лишнее…
Тронулись…
Дорога была ухабистой, но больше десятка тонн товара, в основном трикотажа – хотя встречалась и дешевая аппаратура – отлично амортизировали все неровности и они плыли как на пароходе, в трех с лишним метрах от земли. Все закрыли лица шейными платками и надели очки – чтобы дорожная пыль не лезла в нос и не попадала в глаза. Сержант сделал то же самое – потому что на рынке он присматривался, кто как себя ведет и у кого что есть. И делал так же.
Дорога шла кругом – чтобы добраться до Дулу, основного приграничного города на сомалийско-эфиопской границе, надо было делать большой крюк и потом ехать параллельно границе. Эфиопия была страной гор, если бы не это, она, скорее всего, была бы завоевана итальянскими колониалистами, мечтавшими возродить Римскую империю. Горы были необычного цвета – не серого, не песочного, не коричневого, не черного – а глиняного, почти как кровь. Горы были обжитыми – то тут, то там были деревушки, видимо – здесь всё же можно что-то выращивать…
Так, неспешно, но без остановок и поломок – они добрались до Дулу, ворот в Сомали.
В Дулу они сделали первую остановку. Как понял сержант – торговцы должны были разузнать по ценам и по тому, стоит ли рисковать и везти товар дальше. Или все же рисковать не стоит и лучше подождать здесь. Большие наценки здесь всего лишь окупали смертельный риск: можно было одну ходку пройти тихо-мирно, а во время другой лишиться и товара, и денег, и жизни…
Торговцы пришли веселые, оживленные. Один из них – что-то прикупил здесь, приторочил поверх остального товара…