Меч и Крест
Шрифт:
Он неприязненно подобрал губы и неуютно огляделся вокруг. Стоило Ковалеву раствориться среди деревьев Кирилловского косогора, как ощущение безопасной цивилизации исчезло и стало темно и тревожно, как в лесу. И мысль о том, что освещенный и понятный центр где-то рядом, уже не спасала. А всего-то несколько шагов… Странный все-таки город Киев! Странное место. Темень и абсолютная, давящая на уши тишина.
Нет, Николай Петрович не боялся темноты. Просто тьма настораживала его. Но еще больше Петровича нервировала неопределенность его положения
Проклятая церковь словно таращилась ему в спину тяжелым и гнетущим взглядом изнасилованной, а сумасшедший дом за ее забором беззвучно лыбился и неслышно подкрадывался ближе и ближе, тянулся к нему полоумными, призрачными, смеющимися руками…
Только сейчас он заметил, что все фонари на лестнице разбиты. Точно специально…
В доме через улицу погас свет. Сначала одно окно, затем второе.
А потом свет исчез совсем.
Для Петровича он исчез навсегда. А еще через пятнадцать минут он исчез и для Владимира Сергеича. Потому что земля, в брюхе которой он брел по извилистым катакомбам Кирилловских пещер, вдруг вздрогнула от страшного и безмолвного взрыва всем своим большим, темным и рассыпчатым телом и набросилась на него, накрывая его собой.
Поздним пятым июля к Старокиевской горе причалил пижонский розовый лимузин 30-х годов, из брюха которого появился известный украинский телеведущий с бутылкой «Советского» шампанского в руках. Вслед за ним из машины вылезли никому не известный длинный парень и длиннокосая девушка с гладко зачесанными темно-русыми волосами.
— Э, смотри, ведьмы! — засмеялся длинный, показывая на трех особей женского пола, понуро сидевших на еще сохранивших тепло жаркого летнего дня ступеньках исторического музея. Возле их ног валялась растрепанная дворницкая метла.
— Наверное, какие-то городские сумасшедшие, — уточнил ведущий опасливо и нервно.
— А если и правда ведьмы? — загорелась девушка, и в ее голосе прозвучала столь неподдельная вера в возможность невозможного, что телеведущий, намеревавшийся отметить в этом романтическом углу Киева свой сегодняшний успех, решил вдруг не рисковать.
— Давайте лучше там разопьем, — качнул он рукой в другой конец пейзажной аллеи. — Или лучше поехали к Родине-Матери!
— Как скажешь, — безразлично согласился с ним длинный.
Русая девушка бросила на загадочных обладательниц помела последний неудовлетворенно-любопытный взгляд, и лимузин отъехал…
— А вдруг ты права? — угрюмо спросила Даша Дображанскую.
Она неприязненно посмотрела на Катю, как будто даже ее правота была лишь очередным свидетельством неискоренимой зловредности Катиного характера, и раздраженно продолжала:
— Стоит только предположить, что у того, кто нас развел, куча лишних бабок, и окажется: никаких чудес нет! Переводчики для животных действительно существуют — это не сказка. А метла так и не взлетела! — Чуб безжалостно отшвырнула безнадежную метелку ногой. — А К. Д. этот, может, только что в той тачке розовой приезжал, на нас, дур, покуражиться! Что скажешь, а?
Но Катя не сказала ничего — лишь нетерпеливо дернула тугой ворот-стойку и медленно вдохнула свежий ночной воздух.
Оставленный за плечами день был похож на финал сказки Ершова, герои которой прыгали по очереди в три котла. И выныривая из очередного переплета, Катя не знала, возродится ли она вновь или заживо сварится вкрутую.
Выходило, что выжила! И сделав безумный, умопомрачительный круг, тупо вернулась на то же самое место — в прямом и переносном смысле слова.
— А ты чего молчишь? — напала Чуб на Машу, уже пятнадцать минут добросовестно не сводившую глаз с неба.
— Вроде бы нигде ничего не загорелось, — пискнула та, смятая этим воинственным разоблачением. Она самоотверженно подперла затекшую шею ладонью и снова с надеждой задрала ее вверх.
— Конец света! — взвыла Даша Чуб. — Она все еще верит! Окстись, Масяня! Не было ни одного настоящего чуда! Все можно объяснить! Мы живем в век высоких технологий! Псы говорят человеческим языком! Прозрачное привидение — кинопроекция! И если сейчас на небе появится красный огонь, это будет всего лишь…
— О БОЖЕ!!! — распахнула рот Маша Ковалева.
И на ее запрокинутом лице выписался такой бесконечный восторг, что обе ее спутницы невольно посмотрели вверх и увидели то, что невозможно было объяснить никакими высокими технологиями.
Небо над ними затрепетало, ожило, сошло с ума, звезды сорвались со своих орбит и, закружившись в стремительном снегопаде, сложились сами собой в ровные и изогнутые линии невиданного и в то же время странно знакомого узора.
— Вы видите?! — истошно заорала Чуб, внезапно осознав:
Она знает его!
Знает наизусть!
Испокон веков он лежал во внутреннем кармане ее красной кожаной куртки…
На бесконечном бархатно-синем небе горела сложенная из тысячи звезд карта Киева!
А в сердцевине и в верхнем левом углу сверкающей карты взорвались три ослепительно красных огня. И ухватившись взглядом за один из них, Даша почувствовала, что небо головокружительно падает на нее или, может, это она неудержимо несется с неба на землю, потому что звездные линии вдруг мгновенно слились в улицы и дома, и, инстинктивно выставив вперед руки, Даша летела прямо на темную, ощерившуюся множеством острых крестов церковь.
— Нет! — бессмысленно закричала она, понимая, что сейчас разобьется насмерть о полукруглый зеленый купол.
— Че-е-е-е-ерт! — удушливо прошипела рядом Катя, судорожно сжимая свой воротник.
И в ту же секунду безумная фантасмагория рассыпалась и исчезла. А за их спинами заблеял угодливый козлиный тенорок:
— Звали, панночка? Чего прикажете?
И обернувшись, Катя увидела кого-то черного, волосатого, с приплюснутым носом, и полетела на землю, обрывая конвульсивной рукой пуговицы с пиджака.