Меч и ятаган
Шрифт:
Ричард быстро отвел глаза.
— Если сэр Оливер узнает правду, меня схватят, подвергнут пыткам и казнят. А не он, так ла Валетт на этом настоит… Нет, лучше уж погибнуть в Сент-Эльмо с мечом в руках, чем околеть на дыбе или в петле. Так что я иду с вами.
— Нет. — На этот раз Томас все-таки протянул руку и взял сына за предплечье. — Это верная смерть. На погибель я тебя не пошлю.
— Никто меня не посылает. Я иду сам.
— А я говорю тебе остаться. — Это вырвалось быстро и строго, как приказ, и Томас мгновенно пожалел о резкости своего тона. Понизив голос, он заговорил более мягко: — Ричард… Сын мой. Умоляю тебя, не ходи со мной. Это участь, которую я избрал для себя. И она мне посильна, если только дает тебе — и Марии — шанс пережить осаду. Если же ты будешь со мною там, я буду за тебя лишь бояться. Ну а если тебя, помилуй Бог, еще и ранят на моих глазах, это будет для меня не одной, а тысячей смертей. Прошу тебя, — он отчаянно сжал Ричарду руку, — оставайся здесь.
Тот какое-то время сидел молча, в глубоком раздумье, после чего неохотно кивнул, вызвав у Томаса прерывистый вздох облегчения.
— Благодарю тебя. — Рыцарь убрал руку и почесал бровь. — Знаешь, прежде чем отправиться, я хотел бы кое-что у тебя узнать. Тот документ, за которым тебя послали, — что в нем?
Ричард поглядел с некоторым подозрением:
— А зачем вам?
— Если мне суждено умереть, то я хотел бы сделать это с умом, не отягченным сомнениями. Перед моим отъездом из Лондона Уолсингем заверил, что документ ему нужен для спасения множества жизней в Англии. Он мог солгать… во всяком случае, мне. Так вот, хотелось бы знать, был ли я сюда послан для какой-то бесчестной цели или же действительно сделал на этом свете что-нибудь полезное. Поэтому, сын мой, скажи мне. Что может быть такого важного, чтобы ради этого шевелились самые влиятельные во всей Англии персоны, за годы вперед измышляя предлог для нашей с тобой присылки в это место?
Ричард, поразмыслив, кивнул.
— Содержание того документа, если Уолсингем говорил правду, мне уже известно. — Он улыбнулся. — Хотя вера в этот мир для меня с некоторых пор стала уже не такой стойкой. Вам бы своими глазами не мешало прочесть этот документ. Соизвольте подняться.
Томас встал, а Ричард приподнял и отодвинул от стены край кровати. Когда-то давно стена в келье была оштукатурена, но поколения лихих оруженосцев во многих местах ободрали штукатурку, и теперь там проступала голая кирпичная кладка. Ричард встал рядом со стеной на колени и вынул кинжал. Кончик лезвия он вставил меж двумя кирпичами и стал аккуратно выкорчевывать один из них, пока не выдвинул настолько, что стало можно за него взяться и вынуть. Поставив кирпич на пол, он протянул руку в темный проем. Лицо Ричарда застыло, и он просунул пальцы в дыру как можно дальше, приглушенно при этом чертыхнувшись.
— В чем дело? — осторожно спросил Томас.
— Свитка здесь нет, — с тревожным изумлением обернулся Ричард. — Пропал.
Глава 34
22 июня, форт Сент-Эльмо
Десять дней спустя
Вражеские орудия смолкли, и на изрытой оконечности полуострова Шиберрас ненадолго воцарилась тишина. Медленно оседала вокруг форта пыль, прямо на простертые по земле тела, придавая им сходство с каменными скульптурами. Некоторые лежали уже много дней, успев вздуться и подвергнуться тлению, заполняющему воздух сладковатым смрадом. Стояла середина июня, и вскоре дискомфорт стал усугубляться еще и дневной жарой. Невесть откуда нагрянули полчища насекомых, жирующих на ранах и внутренностях павших и умирающих. Для скорчившихся за парапетом защитников каждый день под слепящей голубизной неба, обливающего солнечным жаром землю, был еще одним днем пытки; к раскаленным от зноя доспехам и стеганым гамбизонам невозможно было притронуться, и они наряду со своими защитными свойствами стали также дополнительным источником муки. По щекам струился пот; он же капал со лбов и бровей. Для тех, кто постарше и послабее своих товарищей, жара становилась невыносимой, и они падали, по-рыбьи хватая губами жаркий воздух, и в попытке избавиться от доспехов рвали на себе пряжки нагрудников. У иных не выдерживало сердце, и они умирали, бессвязно лопоча разбухшими языками, в отчаянии лижущими запекшиеся губы.
Внезапно со стороны османских ложементов наметилось движение. Взлетело зеленое знамя, под горловой крик ударили барабаны и литавры. Над бруствером показались головы, и спустя мгновение наружу выскочили первые неприятельские воины.
— Идут! — выкрикнул со стены капитан Миранда. — Бей тревогу! — заторопил он стоящего рядом барабанщика.
Порушенные стены форта тревожно огласила барабанная дробь. Те, кто укрывался внутри форта, высыпали во внутренний двор и побежали к своим постам на стенах, присоединяясь к своим товарищам, что стояли на часах. Тотчас же открыли огонь две вражеские пушки и стрелки, что засели на захваченном равелине, сбив нескольких солдат, спешивших по лестницам на стену.
Томас находился на баррикаде за завалом из мусора — единственное, что осталось от северо-западного угла форта. Рядом находился и Ричард, которого после обнаружения пропажи документа ничто не смогло удержать в Биргу. На стену их позвали за час до рассвета, когда часовые заслышали первые причеты турецкого имама — верный знак, что скоро последует атака. Томас огляделся, видя, как за парапетом, согнувшись, перебежками рассредоточиваются по своим постам испанские солдаты. Вдоль баррикады стояли лохани с водой, куда человек мог запрыгнуть целиком и сбить с себя огонь вражеских зажигательных смесей. Также стояли кучками аркебузы, заряженные и готовые к бою, а еще запас своих собственных зажигательных средств — небольшие глиняные горшки с липкой нафтой, из которых торчали фитили; запалив их, горшки швыряли во врага. По обоим краям баррикады, где парапет все еще возвышался надо рвом, люди готовили огненные обручи и разжигали небольшие жаровни. Томас с Ричардом согнувшись сидели за центром баррикады, возле метателя нафты и его обслуги из двоих человек. Один готов был взяться за меха, а второй — соединить кожаный рукав с бочонком, содержащим адскую, неугасимо горящую смесь.
— Поосторожнее с этой штуковиной, брат, — сказал Ричард, — если не хочешь, чтобы мы запылали, как факелы.
— Я знаю, что делаю, мессир, — с мрачной улыбкой успокоил испанец. — Вы только под руку не лезьте.
Вопли врага становились все громче; османы уже приблизились к краю рва и начали карабкаться через заполнявший его мусор.
— Не высовываться! — выкрикнул Томас, махнув горстке своих людей, которые начали нервно выглядывать из-за края баррикады. Турецкие стрелки стреляли до последнего возможного момента; словно в доказательство его слов, от каменного блока отрикошетила пуля и звякнула о гребешок испанского мориона слева от Томаса. Солдат, чудом избежавший смерти, ошалело выкатил глаза.
— Не высовываться, пока я не дам приказ! — рявкнул Баррет. Он быстро огляделся: люди взволнованно смотрели на него, в ожидании команды, сжимая кто аркебузу, кто пику. Уже явственно слышался шорох камня, наряду с боевыми кличами и надсадными воплями наиболее фанатичных из врагов.
Томас еще секунду-другую сдерживал позыв подняться и выглянуть из-за баррикады, после чего с глубоким вздохом щелкнул опущенным забралом и выпрямился. Вначале глаза его видели только верхушку завала, но вот сбоку показался заостренный шлем, за ним тюрбан, и вот уже море разливанное лиц, скаля зубы, стало надвигаться по разрушенной стене, загораживая обзор своим аркебузирам.
— Время! — Томас вскинул пику, и следом по всей пятидесятифутовой длине баррикады с ревом повскакали люди.
Затрещали первые аркебузы. Стрелять можно было прямой наводкой: по такому скопищу тел все равно не промахнешься. Вот одна фигура в белых одеждах и с круглым щитом накренилась и осела в атакующей толпе, выронив ятаган и канув из виду. Снова выстрелы, и еще несколько турок упали, не добравшись по завалу до баррикады.
— Готовить зажигательные! — выкрикнул Томас, и люди взялись поджигать фитили. — Запускай!
Солдаты, надсадно кряхтя, бросали через баррикаду горшки с запаленными фитилями, которые, летя на головы врагов, пускали в утреннем воздухе тонкие дымные дуги, вначале исчезая, а затем озаряя завалы ярчайшими вспышками, в которых ближние к месту возгорания турки мгновенно загорались чадным пламенем. Широкополые халаты вспыхивали, и османы, побросав оружие, с пронзительными воплями пытались сбить с себя пламя, в то время как товарищи отскакивали от них из боязни загореться самим. Было видно, как справа зажгли первый огненный обруч. Обслуга, подхватив с обеих сторон железными клещами, поднесла его к краю парапета и скинула со стены. В воздухе гневно фыркнуло пламя, а изо рва вскоре раздались крики паники.