Меч ислама

Сабатини Рафаэль

– О нет, вы не аудиенции добиваетесь. Она вам нужна, чтобы попросить еще кое о чем.

– Это наше право! – прогремел Оливер.

– Мы требуем аудиенции, – добавил Джервас. – Королева нам не откажет.

Сэр Фрэнсис взирал на них с той же невозмутимостью, с какой встретил. Секретарь, сидевший у окна, прекратил работу и слушал, как посетители донимают его важного патрона. Он ждал, что сэр Фрэнсис осадит их, заявив, что прием закончен. Но к его удивлению, сэр Фрэнсис тоже встал.

– Стоит мне отказать вам, – начал он спокойно, без малейших признаков раздражения, – в чем и заключается мой долг по отношению к ее величеству, вы будете всячески раздувать дело и в конце концов добьетесь своего. Но предупреждаю вас: это пустая

трата времени – вашего и ее величества – и ни к чему хорошему не приведет. Ее величество доверит мне разобраться во всем и предпринять шаги, возможные в данных обстоятельствах. Но если вы все же настаиваете… – Министр сделал паузу и внимательно посмотрел на молодых людей.

– Я настаиваю, – решительно подтвердил Джервас.

Министр кивнул в знак согласия.

– В таком случае я немедленно препровожу вас к королеве. Ее величество ждет меня с докладом перед ужином, и мне пора идти. Если аудиенция окажется, на ваш взгляд, бесполезной, как и следует ожидать, и вы сочтете, что без нее достигли бы большего, надеюсь, вы вспомните, кому следует принести вполне заслуженные извинения.

Высокий, худой, в черной, отороченной коричневым мехом мантии, лорд Уолсингем подошел к двери и распахнул ее настежь.

– Прошу, – холодно бросил он через плечо.

Глава XIII

Королева

Друзья прошли за Уолсингемом через галерею, увидели в сумеречном свете зеленый внутренний сад из окон и оказались перед закрытой дверью, охраняемой двумя рослыми дворцовыми стражами в красных мундирах с златоткаными тюдоровскими розами. Стражи отсалютовали сэру Фрэнсису алебардами, украшенными кисточками; отполированные топорики сверкали, как зеркала. По сигналу лорда Уолсингема один из них открыл дверь. Сэр Фрэнсис и его спутники молча переступили порог. Дверь захлопнулась, они оказались в дальней галерее, и сэр Фрэнсис подвел их к двери слева, возле которой тоже стояли два стража.

Сэр Джервас отметил, что и эти дворцовые стражи были молодые, рослые, атлетически сложенные красавцы. Значит, недаром шла молва, что королева любит окружать себя красивыми мужчинами. Рассказывали, что один из таких красавцев лишился переднего зуба и был тотчас уволен.

Они прошли в распахнутую стражем дверь и оказались в просторной приемной, сверкавшей великолепным убранством – золотыми розами на алом фоне. Там томились в праздном ожидании с полдюжины блестящих джентльменов.

Навстречу сэру Фрэнсису вышел камергер с жезлом [64] и по одному его слову исчез, раскланявшись, за маленькой дверью, охранявшейся очередной парой рослых красивых стражей, – казалось, все они были отлиты по одной форме. Камергер тут же вернулся с сообщением, что ее величество примет сэра Фрэнсиса и его спутников.

64

Речь идет о лорде-камергере, одном из влиятельных сановников королевского двора, втором лице при дворе, пэре Англии, члене тайного королевского совета; символами его должности были белый жезл и золотой ключ (предполагалось, что в обязанности лорда-камергера входит забота о дворцовых дверях).

Из открытой двери доносились звуки клавесина. Возможно, ее величество и была занята разнообразными и очень важными государственными делами, как утверждал сэр Фрэнсис, подумал Джервас, но сейчас, вероятно, они не оторвали ее от дел. Иначе почему им тотчас же была дана аудиенция с высочайшего соизволения?

Они вошли в королевские покои. Сэр Фрэнсис опустился на колено и левой рукой незаметно дал им знак следовать его примеру.

Они оказались в небольшом зале. Три стены украшали дорогие гобелены. Изображенные на них сюжеты были незнакомы Джервасу, даже если бы у него была возможность

рассмотреть гобелены внимательнее. Из высокого окна открывался вид на парадную лестницу дворца, реку и золоченую королевскую барку, пришвартованную там вместе с целой флотилией более мелких судов.

Все это бросилось в глаза Джервасу. Но потом он уже видел перед собой только королеву, перед которой снова преклонил колено. В тот день на ней был ярко-розовый наряд. По крайней мере, таков был фон переливающейся парчи, затканной рисунком, изображавшим глаза. Создавалось впечатление, что ее величество исполнена очей, которыми одновременно разглядывает посетителей. Как и при первой аудиенции, на королеве было невообразимое множество драгоценностей; огромный стоячий воротник из кружев, веером раскрытый у нее за головой, был почти вровень с верхушкой высокого, перевитого жемчугом парика.

Какое-то время после прихода посетителей королева была все еще поглощена игрой на клавесине, завершая музыкальную фразу. Одним из многих проявлений королевского тщеславия было желание прослыть хорошей исполнительницей. Королева не гнушалась любыми слушателями.

Рядом с королевой стояла высокая белокурая дама. Две другие, блондинка и брюнетка исключительной красоты, сидели возле окна. Прекрасные руки королевы наконец замерли над клавишами. Сверкая перстнями, она потянулась за лежавшим на клавесине шарфом с золотой каймой. Королева близоруко прищурила темные глаза, вглядываясь в посетителей. От подрисованных карандашом бровей разбежались глубокие морщинки. Она, вероятно, отметила, что спутники Уолсингема – красивые парни, на которых приятно посмотреть. Оба выше среднего роста, но если один чуть повыше и крепче сложен, то другой более миловиден. Возможно, холодный и расчетливый сэр Фрэнсис принял во внимание это обстоятельство, когда пригласил их к королеве, не испросив предварительно ее согласия на аудиенцию. И хотя он был уверен, что ее величество ничем им не поможет, а лишь перепоручит ему разобраться в их бедах, они по крайней мере не вызовут королевского гнева. Пусть сами убедятся в его, Уолсингема, правоте.

– В чем дело, Фрэнк? – резко спросила она своим грубоватым голосом. – Кого вы приводите ко мне и зачем? – И, не дожидаясь ответа, вдруг обратилась к Джервасу, который, не заметив, что его спутники встали, все еще преклонял колено перед королевой.

– Избави бог! – воскликнула она. – Поднимитесь, юноша. Ведь я не папа, чтоб целый день стоять передо мной на коленях.

Джервас поднялся, слегка смущенный, не сообразив, какую возможность для льстивых похвал, столь милых сердцу тщеславной женщины, дает ему это восклицание. Но его мужская привлекательность возместила в глазах королевы недостаток бойкой льстивости.

– Зачем вы привели их, Фрэнк?

Уолсингем вкратце напомнил ей, что этих двух молодых моряков она недавно произвела в рыцари в знак благодарности за их подвиги в боях с Армадой.

– Они обращаются к вашему величеству с нижайшей просьбой, памятуя о своих былых заслугах перед Англией и в залог будущих.

– С просьбой? – Беспокойство мелькнуло в глазах королевы. Она обернулась к высокой белокурой даме, наморщив острый с горбинкой нос. – Как я сразу не догадалась, Дейкрс. Видит Бог, если речь пойдет о деньгах либо других воздаяниях из казны, прошу вас не утруждать себя. Война с Испанией разорила нас.

– Речь пойдет не о деньгах, ваше величество, – смело вступил в разговор Джервас.

Королева с явным облегчением потянулась к серебряной филигранной корзиночке, стоявшей на клавесине, и неторопливо выбрала цукат. Возможно, зубы ее испортились и потемнели из-за пристрастия к засахаренным фруктам.

– Тогда в чем же дело? Изложите свою просьбу, юноша, не стесняйтесь.

Но Джервас уже преодолел свою застенчивость, о чем свидетельствовал его ответ:

– Это не просьба, как выразился сэр Фрэнсис, ваше величество. Я пришел искать справедливости.