Меч ислама
Шрифт:
Честный и богобоязненный, фрай Хуан де Арренсуэло, не колеблясь, искренне и обстоятельно изложил свои сомнения.
Начал он с признания: возможно, дело обстоит именно так, как логично изложил в своем обвинении фрай Луис Сальседо. Но все же совесть его неспокойна, ибо он не считает, что обвинение в колдовстве доказано. Исходя из интересов дона Педро, он хотел бы, чтобы обвинение это было подтверждено доказательствами, и потому должен проявить большую осторожность в суждениях. Ведь все мы с такой опасной легкостью принимаем желаемое за действительное. Слова и поступки, исходя из которых фрай Луис сделал свои выводы,
К примеру, отнюдь не исключается то, на чем настаивал сам дон Педро: единственные чары, которыми воздействовала на него обвиняемая, были те, что природа дарует каждой женщине. Бог создал женщину, чтобы испытать твердость духа мужчины. Возможно, дон Педро, поддавшись искушению, забыл про нормы поведения, приличествующие каждому богобоязненному человеку. Желая взять в жены обвиняемую, он упустил из виду, что она была еретичкой. Это само по себе серьезное прегрешение. Но, в конце концов, дон Педро тут же осознал свою ошибку и с превеликой охотой согласился, чтобы англичанку обратили в истинную веру. То, что он говорил ей о силах извне, побудивших полюбить ее, те самые слова, коим фрай Луис придал огромную важность, возможно, всего лишь ипохондрические фантазии влюбленного. Фрай Хуан ничего не утверждал. Он просто высказывал сомнения, возникшие у него в связи с обвинением в колдовстве.
В заключение фрай Хуан заметил, что редкая, удивительная красота, какой одарена эта женщина, и раньше, случалось, доводила мужчин до сумасбродств.
Кардинал Кирога, высокий, красивый, сильный человек пятидесяти лет, очень импозантный в своей пурпурной мантии, задумчиво сжимал и разжимал резные подлокотники кресла. У кардинала были очень красивые руки, поговаривали, что он, желая подольше сохранить кожу свежей и молодой, спал в перчатках, смазанных изнутри овечьим жиром. Он смотрел на высокого доминиканца, стоявшего перед ним в черно-белом одеянии, черты лица которого свидетельствовали о самоотречении. Он тоже был задумчив.
– Я понимаю, в чем тут загвоздка, – медленно произнес кардинал. – Я догадывался о ней и раньше; собственно, из-за нее-то я вас и вызвал. То, что вы рассказали, лишь все усложняет. Вы можете что-нибудь посоветовать?
Они взглянули друг другу в глаза. Фрай Хуан слегка пожал плечами в знак беспомощности.
– Я ищу путь, чтобы исполнить свой долг. Мне представляется, что надо отказаться от обвинения в колдовстве, поскольку мы не располагаем неопровержимыми доказательствами. И обвиняемая, и ваш племянник заявляют, что все дело о колдовстве сфабриковано: мы якобы хотим тем самым спасти дона Педро от расплаты за убийство служителя инквизиции.
– Если это неправда, почему вы так взволнованы?
– У обвиняемой есть основания так думать, если она действительно невиновна в колдовстве, – вот что меня беспокоит. Остается обвинение в ереси, и потому она понесет наказание. Мне бы хотелось обратить ее в истинную веру и спасти ее душу, только о каком спасении может идти речь? Мы дискредитированы в глазах этой женщины. Она полагает, что нами движут недостойные мирские побуждения.
Кардинал кивнул.
– Вы глубоко вникаете в дело, фрай Хуан.
– Это мой долг, ваше высокопреосвященство.
– Но если мы откажемся от обвинения в колдовстве, что станется с моим племянником? Он совершил,
Фрай Хуан посуровел.
– Значит, мы совершим правонарушение, в котором эта женщина уже обвинила нас? – воскликнул он.
Кардинал поднялся. Теперь он стоял вровень с фраем Хуаном, глядя ему прямо в лицо. Скулы доминиканца вспыхнули, в глазах появился злой огонек.
– Как вы смеете делать подобное заключение? – возмущенно заявил он. – Разве я произнес бы эти слова, будь я уверен, что мой племянник виновен? Разве каждый его поступок в прошлом не дает мне права полагать: не мог он совершить злодеяние намеренно и, возможно, и впрямь был околдован? Я в это, говоря по совести, верю, – подчеркнул кардинал. – Но если мы не в состоянии убедительно доказать: да, она колдунья, – означает ли это, что наш долг – обречь дона Педро на бесславие, смерть и конфискацию имущества?
Даже если фрай Хуан по-прежнему сомневался в искренности кардинала и его беспристрастии, он из сострадания был готов поверить, что любовь к племяннику побуждает кардинала счесть свои предположения убеждением.
Дилемма была ему ясна, но тем не менее фрай Хуан лишь вкратце напомнил кардиналу суть дела.
– Обвиняемая признает факты, на которых фрай Луис построил свое обвинение. Но она не соглашается с выводами, сделанными из этих фактов фраем Луисом, и небезуспешно их оспаривает. Выводы, несомненно, убедительны, правдоподобны, хорошо обоснованы. Но поскольку они никем, кроме доносчика, не подтверждаются, мы не вправе обвинить ее в колдовстве. И я не представляю, где можно получить нужное нам подтверждение, – мрачно добавил доминиканец.
– Где? Да у самой обвиняемой! – воскликнул кардинал тоном человека, утверждающего очевидное.
Фрай Хуан покачал головой:
– Она не сдастся, в этом я уверен.
Кирога снова посмотрел ему прямо в лицо, и глаза его сузились.
– Но вы еще не приступали к дознанию, – мягко напомнил он.
Фрай Хуан воздел руки к небу.
– Если я и не прибег к дознанию, – сказал он с раскаянием в голосе, – хотя члены трибунала подталкивали меня к этому, то только потому, что твердо убежден в его тщетности.
– Тщетности?
Удивление кардинала было красноречивее слов. На лице доминиканца мелькнула грустная улыбка.
– Вы не видели этой женщины, ваше высокопреосвященство. У вас не было возможности убедиться в силе ее духа, несгибаемости, решительности. Если правда дает ей силу – а это вполне возможно в деле о колдовстве, – то, как бы палачи ни терзали ее, я не верю, что они вырвут у нее признание. Я долго размышлял об этом, ваше высокопреосвященство. Моя работа дала мне какое-то знание человеческой природы. В некоторых мужчинах и женщинах экзальтация вызывает такую отрешенность духа, что они не ощущают собственной плоти, а потому не чувствуют и боли. Мне кажется, обвиняемая из этой породы. Если она невиновна в колдовстве, сознание своей невиновности приведет ее в состояние экзальтации. – Доминиканец помедлил, потом заключил: – Если мы не откажемся от обвинения в колдовстве, нам, вероятно, придется прибегнуть к пыткам. Но если мы потерпим неудачу, в каком положении окажется дон Педро де Мендоса?