Меч ислама

Сабатини Рафаэль

Помощник прокурора усмехнулся, весьма довольный собой.

– Вы получили ответ на свой вопрос, – констатировал фрай Хуан, обращаясь к Маргарет.

Она побледнела от возмущения.

– Вы полагаете нагромождение абсурда на абсурд ответом? – воскликнула она в отчаянии и, опомнившись, добавила: – Хорошо, давайте проверим сеть, которой вы меня опутали. Вы разрешаете мне задавать вопросы моему обвинителю?

Фрай Хуан вопросительно взглянул сначала на священника, потом на помощника прокурора. Первый пожал плечами и хмыкнул, давая понять, что речь идет о сущих пустяках.

– Почему бы и нет? Пожалуйста, пусть спрашивает – ut clavus clavo retundatur [78] , – произнес резким голосом второй.

Получив

разрешение, Маргарет перевела взгляд на фрая Луиса, сидевшего возле старательно пишущего протокол нотариуса.

– Вы подслушивали у двери каюты, когда дон Педро говорил со мной. Помните ли вы, что, умоляя меня выйти за него замуж, дон Педро сообщил: на борту корабля есть священник, который нас тотчас и обвенчает?

– Об этом я упоминаю в своем донесении, – ответил он со злобным огоньком в глазах.

78

Клин клином вышибают (лат.).

– И что же я сказала в ответ?

– Ответа не последовало, – произнес он с расстановкой.

– Но если я колдовством хотела женить дона Педро на себе, как же я оставила бы его предложение без ответа?

– Молчание не расценивается как отказ, – заметил помощник прокурора.

Маргарет взглянула на него, и усталая улыбка промелькнула на ее лице.

– Тогда продолжим разговор. – Она снова обернулась к фраю Луису. – Что я сказала вам наутро, повстречав вас на палубе?

Фрай Луис, посмотрев на председателя суда, сделал досадливый жест рукой.

– Ответ опять же в моем донесении. Я указываю там, со слов обвиняемой, что ее доставили на борт корабля насильно, что дон Педро уговаривал ее выйти за него замуж, что она искала у меня защиты.

– Если бы я околдовала дона Педро, убедив его жениться на мне, обращалась бы я к кому-нибудь с такой жалобой, искала бы у кого-нибудь – особенно у священника – защиты?

– Разве я утверждал, что вы околдовали его с одной лишь целью – женить на себе? – повысив голос, заявил монах, и глаза его полыхнули злобой. – Откуда мне знать, какие цели преследует такая женщина, как вы? Я утверждаю лишь, что вы околдовали его, разве иначе богобоязненный, набожный сын матери-церкви думал бы о браке с еретичкой, совершал бы святотатство, угрожая священнику, проливал бы кощунственно кровь людей, выполняющих священный долг служителей инквизиции?

– Даже если из вашего утверждения следует, что он был околдован – пусть так, я в таких вещах не разбираюсь, – каким образом вы докажете, что околдовала его именно я?

– Как? – отозвался фрай Луис, не сводя с нее горящих глаз.

– Отвечайте обвиняемой, фрай Луис. – Председательствующий говорил спокойно, но тон его насторожил членов трибунала.

Дело в том – фрай Хуан де Арренсуэло позднее признал это, – что в голову ему закралось сомнение. Все началось с заявления обвиняемой о том, что обвинение намеренно сделало из нее козла отпущения за преступления, совершенные доном Педро де Мендосой-и-Луной. Услышав эти слова, председатель суда хотел закрыть заседание; перед новым допросом леди Маргарет он решил разобраться в себе самом и удостовериться: ни он, ни фрай Луис никоим образом не причастны к тому, что им приписывается. Однако стойкость обвиняемой, объяснявшаяся, по-видимому, чистой совестью, ее логичные вопросы и веские доводы лишь усилили его сомнения.

И теперь он настаивал, чтобы фрай Луис ответил на вопрос и тем самым внес ясность в свое донесение.

Доминиканец же ответил Маргарет встречным вопросом, обращаясь к суду. Фрай Луис просто не выдержал взгляда смелых ясных глаз леди Маргарет.

– Разве мое обвинение в колдовстве зиждется лишь на обольщении дона Педро? Я ведь подробно описал сатанинскую изворотливость ответов обвиняемой, которую пытался обратить в истинную веру. Я не решился признаться ранее, но теперь признаюсь, отдавая себя на суд святейшего трибунала: да, я чуть было не попал во власть ее адских чар, когда сам начал сомневаться в истинах Священного

Писания, так тонко она извращала их смысл. Тогда-то я уразумел, что она пособница злого духа. Она высмеивала меня и святые слова, что я нес ей, и заливалась коварным смехом, как распутница. – Страстно обличая колдунью, монах разжигал ненависть своих слушателей. – Мое убеждение сложилось не под влиянием того или иного факта; твердое убеждение в ее колдовстве, на котором зиждется мое обвинение, исходит из всей суммы фактов, ошеломляющей в своей ужасной совокупности. – Фрай Луис, строгий, напряженный, устремил взгляд больших темных глаз в бесконечность. Окружающим он казался боговдохновенным. – Я записал то, что отчетливо видел внутренним оком, коему был ниспослан небесный свет.

Монах сел, обхватив голову руками. Его била дрожь: в последний момент мужество покинуло его. Он не отважился добавить, что счел решающим доказательством колдовских чар леди Маргарет то, что они возымели действие на него, проникнув в цитадель его доселе неуязвимого целомудрия. Он не отважился рассказать о навязчивом видении – белой шее и округлой груди, – преследующем и мучающем его с того самого дня, когда он увидел Маргарет на корабле. Искушение было так велико, что он не раз забывал про свой долг, всерьез помышлял отказаться от роли обвинителя в то утро, когда сошел на берег в Сантандере. Да и потом ему хотелось отбросить перо, отречься от правды и погубить свою бессмертную душу, чтоб спасти ее прекрасное тело от сожжения на костре, ибо она была обречена. И поскольку ее красота возбуждала доминиканца, как острый непреодолимый запах духов, поскольку он корчился от страстного желания увидеть леди Маргарет и терзался при мысли о справедливом возмездии, которое ее настигнет, он не мог позволить себе сомневаться в ее вине. Чары Маргарет в одночасье разрушили бастионы чистоты, возведенные им за долгие годы самоотречения и служения Богу, чтоб укрыть душу от греха. Это ли не доказательство ее колдовской мерзости, призванной ослабить того, чей долг – уничтожить ведьму? И лишь когда это прекрасное тело, искушавшее и губившее людские души по воле Сатаны, будет истерзано палачом, а потом превратится на костре в пепел, фрай Луис сочтет, что выполнил долг – долг своей совести.

Председательствующий спросил обвиняемую, удовлетворена ли она ответом, и фрай Луис услышал решительный протест леди Маргарет:

– Это был вихрь бессмысленных слов, торжественная декларация собственных убеждений фрая Луиса, но отнюдь не доказательство чего бы то ни было. Он заявляет, что я искусный полемист в религиозном споре. Но я веду спор на основе полученного мной религиозного воспитания. Разве это доказательство колдовства? Согласно подобной логике, каждый еретик – колдун.

На сей раз фрай Хуан промолчал. Он объявил, что заседание закрывается, и приказал увести обвиняемую.

Но когда леди Маргарет увели, он, желая успокоить свою совесть, подверг фрая Луиса допросу с пристрастием. В конце учиненного им допроса помощник прокурора с упреком заметил, что в руках председательствующего обвинитель, похоже, превратился в обвиняемого.

– Допрос доносчика не только законен, но и желателен, особенно если, помимо доноса, нет других показаний, как в данном случае, – возразил фрай Хуан.

– Мы располагаем свидетельскими показаниями, – заметил помощник прокурора. – Обвиняемая подтвердила, что дон Педро действительно говорил ей слова, цитируемые доносчиком. Есть и факты, которые дон Педро не станет отрицать.

– И к тому же она признала свою ересь, – добавил фрай Луис в пылу праведного гнева, – а еретичка способна на все.

– Даже если она способна на все, – последовал спокойный ответ, – мы не можем обвинить еретичку во всех смертных грехах, помимо ереси, если не располагаем достаточными доказательствами.

– А не лучше ли сразу отдать ее палачу для дознания, чтобы разрешить ваши сомнения, фрай Хуан? – предложил помощник прокурора.

– Провести дознание, правильно! – с чувством подхватил фрай Луис. – Надо пыткой сломить ее злонамеренное упрямство. Таким образом вы получите признание, необходимое, чтобы вынести приговор.