Меч Константина
Шрифт:
— Горим, кажется, — нервно сказал Руслан.
— Спокойно, — взялся за дело командир. Он оглянулся. Глаза остановились сначала на мне, потом на Кире — Пролезешь?
В отряде Кир хоть и отъелся, все равно оставался тощим и костлявым, округлились только щеки. Но пролезть в этот квадратик и ему было бы трудно. Паша с Монахом быстро вытащили из окна остатки стекла, раскровянив руки, стряхнули осколки. Подсадили Кира. Извиваясь, он протиснулся до пояса, застрял, выдохнул и рывком выдернул себя наружу. Паша тут же воткнул голову в окно, пытаясь что-нибудь разглядеть сквозь дым Никто ничего не говорил, все ждали,
Тут раздался грохот, и дверь распахнулась. Мы выскакивали из бани, хватали одежду, натягивали на ходу, кто что успел. Баня горела алым пламенем, возле двери лежало толстое бревно, которым нас заперли.
— Дом горит! — закричал Леха и бросился туда.
На фоне темного леса в сумерках прыгали странные светлые пятна Все наше оружие осталось во дворе дома Там же Василиса с Богословом в придачу на дозоре сидели. Где они?! Босиком, в одном исподнем десять человек бежали за Лехой, а светлые пятна продолжали скакать, и было уже ясно, что дикие вопли идут от них. Дверь дома тоже была подперта бревном, и изнутри кто-то колотился. В окна заползал огонь. Леха метнулся к бочке с водой в огороде, вылил ведро на крыльцо, сшиб бревно. Из двери на него выпала кашляющая Василиса, распущенные волосы тут же вспыхнули. Леха руками сбивал пламя и оттаскивал ее от дома Внутрь, напялив башмаки, пошли Горец и Ярослав.
Раздались выстрелы. Белые скачущие привидения были похожи на бред. Но под пулями они падали, а некоторые вприпрыжку побежали к лесу, значит, бредовыми были их действия, а не они сами. В какой-то момент я увидел всю эту жуткую фантастическую картину целиком: полыхающий дом, сумасшедшие привидения в простынях от Карлсона, люди в одном нижнем белье и с автоматами. От невообразимости зрелища у меня ослабели руки, я не мог удержать ствол, изнутри рвался истерический смех. Пальба быстро стихала Привидений стало меньше, и все они валялись на земле. Рядом со мной кто-то тихо засмеялся. Я увидел Февраля, севшего прямо на землю и хохочущего. Я тоже повалился рядом и выпустил смех наружу. Ничего не мог с собой поделать. Потом к нам присоединились Паша с Варягом, тыча друг в друга пальцами.
Но вдруг я наткнулся глазами на Руслана, который стоял на коленях перед какой-то грудой. Кажется, он делал этой груде искусственное дыхание. Смех сразу отрезало. И тут же раздался крик: за домом нашли Богослова. Из-под ребер у него торчал в спине нож. А еще через минуту будто опоздавшим эхом прозвучала автоматная очередь. Со стороны леса вышел из темноты Монах, на руках он нес безжизненное тело девушки. Он прижимал ее к себе, и на груди у него, на тельняшке, расплывалось черное пятно. Потом он осторожно положил ее на землю. Я никак не мог рассмотреть, что у нее на животе. Почему-то казалось, что там сидит огромный черный мохнатый паук и шевелит лапами. Я отвернулся и стал глубоко дышать, чтобы не стошнило.
— Эта мразь кромсала ее ножом, — глухим голосом произнес Монах. Я не сразу сообразил, что он говорит не о пауке, а о том, кого он убил там, в темноте возле леса. После этих слов раздался звук, ни на что не похожий. Короткий, клокочущий, захлебнувшийся взрык.
Звук издал Монах. Это был плач его души. Подошел Руслан и сказал, что бабка тоже мертва — задохнулась в дыму. У Богослова рана не опасная, но пару недель ему придется лежать.
С грохотом обвалилась крыша горящей избы. Фашист ходил между валяющимися привидениями и срывал с них простыни. Единственное, что осталось от дома и его обитательниц, — простыни, висевшие во дворе после стирки.
— Эти рожи я уже видел вчера ночью, — зло крикнул Фашист. — Они нас выследили.
Леха обнимал Василису, сидя на земле, и укачивал ее, как ребенка, смотрел ей в глаза, гладил по лицу. Волосы у нее висели неровными обгоревшими прядями. Руслан смазывал Жар-птице ожоги на руках. Мне вспомнилось Лехино «Наша родина — сожженная земля». Ведь земля — это наша душа..
К полуночи вернулись трое посланных на разведку. Командир решил разделить отряд. Часть отправить с Богословом в госпиталь святого Иоанна Крестителя, единственный в округе, где могли лечить раненых, ни о чем их не спрашивая. Часть должна была остаться здесь — хоронить мертвых.
… И всегда позади — воронье и гробы…… Монах бросил на холмик последнюю горсть земли, вытащил стоявший крестом в траве меч и медленно побрел к лесу. Возле первых же деревьев он остановился и в ярости принялся срубать ветки.
На костре возле пепелища варилась каша с тушенкой. По рукам пошла фляжка с водкой, наливали по пятьдесят грамм. Утреннее солнце светило бледно и вяло. Ярослав затянул «Черного ворона», ему принялись подпевать.
Черный во-орон, черный во-орон, Что ты вье-ошься над мое-ею головой, Ты добычи не добье-ошься, Черный во-орон, я не твой.
Февраль встал и пошел к лесу. Монах уже углубился в заросли, оттуда доносились звуки остервенелой рубки. Февраль сделал попытку остановить его, утихомирить.
— Не мешай, уйди, ради Бога, — с мукой в голосе прорычал Монах.
Что ж ты ко-огти распустил Над мое-ею головой, Иль добы-ычу себе чаешь, Черный во-орон, я не твой.
Февраль вернулся на свое место.
— Что он там делает? — спросил Варяг.
— Кажется, собирается сделать модельные стрижки всем здешним кустам, — пожал плечами Февраль.
Полети-и в мою сторо-онку, Скажи ма-аменьке моей, Ей скажи, моей любе-езной, Что за ро-одину я пал.
В этот момент, оборвав песню, из кустов с треском вылез леший: густо заросший щетиной, в вязаной шапке, драном плаще и кирзовых сапогах. В одной руке у него была удочка, в другой помятое жестяное ведро.
— Ух ты, ё! — произнес он, обрадовавшись при виде нас. — А я думал, в ушах, что ль, у меня эта… глюцинация. Сидим, мужики?
Не дожидаясь ответа, он сложил на землю удочку, ведро и сам уселся на огрызок трухлявого бревна.
— Сидим, дед, — сказал Фашист. — А ты что тут делаешь?
— Так на рыбалку ходил, — однозубо заулыбался мужичонка. — Во, — он постучал по ведру, выбив из него звонкое дребезжанье, — не поймал ни хрена. Не клюет, зараза. А вы на охоту или как? Гляжу, ружьишками запаслись.
Мужичонка косо стрелял глазами по оружию, но явно без испуга, расслабленно.
— На охоту, дед, на охоту, — опять ответил Фашист.
— Знамо дело — закивал дедок. — Зверье тут водится. Воронье особенно. — И без всякого перехода он запел дурным, блеющим голосом: — Черный во-орон, черный во-орон, что ты вье-ошься…