Меч Константина

Иртенина Наталья Валерьевна

— Где ты жила раньше? — спросил командир.

— В детдоме. Потом меня продали этим… которых вы убили, — по-простому ответила она. — Сказали, что я уже взрослая и сама должна себя кормить.

— Сколько же тебе лет? — Командир мрачно переглянулся с Папашей.

— Почти пятнадцать. Мне повезло, не успела забеременеть.

— А что делали с такими? — осторожно поинтересовался Папаша.

— Увозили. Мы никогда их больше не видели. Девчонки шептались, что их резали на органы. Можно мне с вами?

— Хорошо, — опустив голову, сказал командир. — Мы отведем тебя в приют. Это хороший приют. Там тебя никто больше никуда не продаст.

— Спасибо вам, дяденьки, — грустно и совсем по-детски сказала Сашка, глядя в кастрюлю с мясным супом-пюре.

Фашист повторно плюхнул ей в тарелку доверху. Ложка замела с той же скоростью.

Где-то разливались трели соловьев. Я вставил в диктофон новую кассету и пошел их искать. Душу выворачивало наизнанку, с начала нашего похода в ней скопилось слишком много гноя от заноз-впечатлений.

При моем приближении рулады затихли, и сколько я ни ждал, соловьи упорно скрывали свое присутствие. Но мне отчаянно хотелось их записать. Я пристроил диктофон в развилке старого корявого ствола неизвестного дерева и ушел, демонстративно топая. Через полсотни метров меня настиг победный соловьиный марш.

Я решил, что подарю копию записи Лехе и Василисе на свадьбу. После того пожара они прочно приклеились друг к дружке. Василиса просто купалась в Лехиной нежной заботе.

На следующий день нам пришлось менять маршрут, чтобы доставить девчонку в монастырский приют. Тот самый, где жила Пашина усыновленная дочка. Паша, конечно, был рад такому повороту. Тем более что у него там не одна только дочка, заметил саркастический Варяг. Сам Варяг от своей жены ушел, и, наверное, ему было завидно, что все вокруг влюбляются и женятся. Даже малолетний Кир собрался жениться, уж этого я от него никак не ожидал. Но об этом знал только я и никому пока не рассказывал. Доказательство лежало у меня в кармане, на диктофоне.

Ночью мне просто не пришло в голову, что не только я захочу слушать соловьев. Кир тоже туда забрел, и не один, а с девчонкой. И почему-то соловьям их посиделки у дерева совсем не мешали. Разговор отлично наложился на певчие трели. Кассету я стал прослушивать утром, и когда пошли голоса, не смог заставить себя выключить. В конце концов, какие секреты у малявок?

— Ты красивая, — первым был голос Кира.

И что он в ней нашел? Тощая, страшненькая, замученная.

— Дурак, — обиженно сказала она, и я с ней согласился.

— Нет, я не дурак. Дураки те, которые… — Он замялся. Наверное, не хотел ее заново травмировать напоминаниями о бандитах-сутенерах. И это Кир, сам бывший бандит с большой дороги! — Не бойся, я отомщу за тебя.

— Кому? Вы их уже поубивали.

— Не всех. Их много… Они мою мамку убили, — добавил он мрачно. — Меня тоже сначала хотели в приют монастырский сдать. Только я в отряде хочу. Меня дядя Паша с собой оставляет. Вот раздобуду себе автомат… Ты не думай, я умею убивать. Я раньше в банде был, до отряда..

— Ты был бандит? — Я представил себе ее круглые, огромные от недокорма глаза.

— Ну да Я был крутой парень, — похвастался Кир. — Мы всех подряд убивали. Пока меня дядя Паша не стал учить. Он мне как отец.

— Я тоже хочу остаться в вашем отряде.

— Нет. Тебе нельзя. Ты женщина. Женщины не должны воевать… Война — сука. Бешеная сука. С ней только мужчины могут совладать, — гордо добавил он.

— А она… та девушка?

— Васька? Она… это… она просто одинокая. И в Леху втюрилась. А он потом в нее.

— Я тоже одинокая, — тоскливо сказала Сашка. — У меня вообще никого нет, И не будет.

— А хочешь… хочешь, я на тебе женюсь? — выдал Кир.

Она не отвечала.

— Ты что?.. Не плачь… Ну не плачь…

— Дурак, — всхлипнула она.

— Ты не виновата.

— Я грязная, — тоненько вскрикнула она. — На всю жизнь грязная. Лучше бы я там, в подвале, умерла Зачем вы нас вытащили? Оттуда нельзя… возвращаться.

— Можно, — твердо сказал Кир. — Отовсюду можно. Я же вернулся.

— Ты? — удивившись, она перестала хлюпать носом,

— Когда мамку убили, я жил на улице, Потом меня увидел один тип. Он научил меня делать… ну… это… Он п… р был. Кормил за это, давал денег. Потом я ему надоел, он меня прогнал. Я стал делать это с другими. Зарабатывал. Меня никто не заставлял. Потом мы с парнями нашли оружие и стали убивать и грабить. Мне нравилось… Меня дядя Паша вернул, — закончил Кир,

— Как?

— Да уж объяснил, — пробурчал он, помолчал и продолжил; — Я до этого думал, что убивать, закидываться дурью и трах… ну, это самое… это самое большое в жизни. Ну, еще иметь много денег. И все хотят этого. А дядя Паша сказал, что если я такой подкованный в смысле жизни, то должен знать, что ничего в этой жизни не дается просто так. Нужно сначала доказать, что имеешь право на что-то. Если я хочу убивать, то должен доказать, что умею это делать. Он сказал, я могу начать доказывать на нем. В смысле попытаться убить его… А после каждой попытки он меня учил. Я его сначала ненавидел. Зубами хотел загрызть. Я думал, он просто издевается. Было обидно до соплей. Я хотел доказать им всем, что я крутой… А потом понял, что он не издевался. Просто… объяснял, что есть другое… ну, как умел. Такое по ящику не покажут. Такое, чтоб не убивать… и все остальное. А если убивать, то только на войне и только гадов. Понимаешь, есть гады, а есть… ну, нормальные. У нормальных совсем другие… эти, представления о жизни. И никакой я, значит, не подкованный. А просто лох. Дядя Паша меня от пуль закрыл, когда на нас напали. Мне разрешил себя убивать, а сам меня спас. У меня после этого совсем крыша поехала. Плакать хотелось. Вот как тебе сейчас…

— Мне уже не хочется, — шмыгнула она носом.

— Я на тебе обязательно женюсь… Ты только не реви.

У малявок все-таки бывают секреты, сообразил я в самом конце записи. Лехе с Василисой ее уже не подаришь. А стирать я тоже не стал, не знаю почему. Решил, может» отдам потом Паше. Или Ярославу, для его книги о Премудрости.

В монастыре нас встретили как старых знакомых. Мы пробыли там один день, отмылись в бане, постояли на службе. Паша навестил в приюте своих женщин, маленькую и большую, вернулся довольный и блаженно вздыхающий. Сашку туда взяли, вымыли, переодели в платье. На девчонку стала похожа, а не на старуху. Я присмотрелся к ней и решил, что Кир все-таки прав. Она красивая. Но это если приглядываться. Потом я видел, как они прощались. Сашка опять разревелась. Не рыдала, а по-тихому слезы лила. Не хотела отпускать Кира, как будто он навсегда уходил. Держала его за руку и смотрела как на обреченного. Мне это совсем не понравилось. Ну чего в самом деле хоронить живого человека? Я не выдержал и увел Кира силой,

А может, и не надо было этого делать. Пусть бы он тут оставался. Может, она что-то чувствовала?..

Мы теперь готовились к крупному делу. Командир настраивался на большую разборку с тем самым фондом, у которого «птица с крыльями». То ли птеродактиль, то ли гусь, генетически измененный. Слишком много фекалий от этого птеродактиля. Но для их московского офиса у нас было маловато сил. Все соглашались с тем, что одни мы эту работу не потянем. Несколько дней командир потратил на связь с другими отрядами, какие знал. Зондировал почву на предмет совместной экспедиции. Но все они были заняты собственными делами. И Пластун, который вышел тогда потрепанным из окружения, и Сова со своим «Белым штурмом», и другие. В конце концов Святополк уговорил командира «Русского батальона», отряда, о котором у нас почти ничего не знали. Кроме того, что ребята там решительные и шутить не любят.