Меч Королей
Шрифт:
— Это полное дерьмо, — сказал Эгиль. — Слишком тяжёлые!
— Могут пригодиться для перевозки грузов, — предположил я.
— Скорее, пойдут на дрова.
Гербрухт возился в воде, запихивал тряпки в дыру между досками, другие продолжали вычерпывать воду. Один из двух захваченных вражеских кораблей, с выбеленным известью крестом на носу, тоже тёк, получил пробоину в схватке, когда в корму его ударил более крупный корабль, и обшивка треснула у ватерлинии. На него мы ссадили большую часть пленных, предварительно отобрав у них всё оружие, щиты, кольчуги и шлемы. Мы забрали их парус – он был новый, пригодится, а также припасы, довольно скудные: немного твердого сыра, мешок отсыревшего хлеба и два бочонка
— Ты их что, отпускаешь? — удивился Эгиль.
— Не желаю кормить этих ублюдков в Беббанбурге, — ответил я. — Да и далеко ли они уйдут? У них нет ни еды, ни воды, нет и паруса, половина ранена, и они на протекающем корабле. Если есть у них хоть немного разума, будут грести к берегу.
— Против ветра.
Эта мысль позабавила Эгиля.
— А когда сойдут на берег, — продолжил я, — при них не будет оружия. И Нортумбрия гостеприимно их встретит.
Мы освободили одиннадцать рыбаков с Гидены и Свилви, налетчики заставляли их грести. Все пленные оказались либо западными саксами, либо восточными англами, подданными короля Эдуарда, если тот до сих пор ещё жив. Дюжину я оставил, чтобы взять с собой в Беббанбург, среди них и священника, что так яростно призывал своих людей уничтожить нас. Его привели ко мне на Спирхафок, который еще кренился на нос, но усилиями Гербрухта самую серьезную течь заткнули, а перемещение балласта назад уравновесило корпус.
Священник был молод и коренаст, черноволосый, с недовольным круглым лицом. Что-то в нем как будто казалось знакомым.
— Мы встречались? — спросил я.
— Слава Богу, нет.
Он стоял чуть ниже рулевой площадки, под охраной ухмыляющегося Беорнота. Мы подняли парус и направились на север, шли домой, ведомые устойчивым западным ветром. Большинство моих людей находилось на захваченном большом корабле, лишь немногие остались на Спирхафоке, и они продолжали вычерпывать воду. Юнец, что клялся убить меня, был привязан к мачте и оттуда зло на меня пялился.
— Тот юный глупец — из Уэссекса, — сказал я священнику, кивая в сторону юнца, — но ты говоришь как мерсиец.
— Царство христово не имеет границ, — сказал он.
— В отличие от моего снисхождения, — сказал я, на что он ничего не ответил.
— Я из Нортумбрии, — продолжал я, игнорируя его вызов, — и я олдермен. Называй меня господином. — Он по-прежнему не отвечал, только хмуро глядел на меня. Спирхафок был ещё неповоротлив и тяжело поднимал нос, но держался под парусом и шёл домой. А Банамадр и захваченный у врага корабль сопровождали нас, готовые поддержать, если Спирхафок начнёт тонуть, однако во мне с каждой минутой укреплялась уверенность, что он выживет, его вытянут на берег и починят. — Называй меня господином, — повторил я. — Откуда ты?
— Я из царства христова.
Беорнот занёс над священником тяжёлую руку, собираясь ударить, но я покачал головой.
— Видишь ли ты, что мы в опасности, можем затонуть? — спросил я, но священник продолжал упрямо молчать. Вряд ли он способен сообразить, что Спирхафок восстановил управляемость и далёк от гибели. — Если станем тонуть, — продолжал я, — я велю привязать тебя к мачте рядом с тем молодым идиотом. Если, конечно, ты не расскажешь мне то, что я хочу знать. Итак, откуда ты?
— Я родился в Мерсии, — неохотно произнёс он, — однако Господь счёл нужным привести меня в Уэссекс.
— Если он ещё раз не назовёт меня господином, — обратился я к Беорноту, — можешь врезать ему со всей силы. — Я улыбнулся священнику. — И куда именно в Уэссекс?
— В Винтанкестер, — ответил он, помедлил, и почуяв движение Беорнота, торопливо добавил: — Господин.
— И что же священник из Винтанкестера делал на корабле у побережья Нортумбрии? — спросил я.
— Мы посланы, чтобы
— Будь стойким перед лицом Господа, отче! — выкрикнул привязанный к мачте юнец.
— Как зовут того идиота? — поинтересовался я.
Священник помедлил мгновение и покосился на юнца.
— Уистан, господин, — сказал он.
— А как твоё имя?
— Отец Цеолнот. — Последовала ещё одна краткая пауза, прежде чем он добавил: — Господин.
Теперь я понял, почему он показался мне знакомым и почему меня ненавидит. От этой мысли я рассмеялся.
Мы ползли домой.
Глава вторая
Спирхафок довели до дома. Это оказалось непросто. Гербрухт уменьшил течь, но хищный корпус плохо слушался, переваливаясь на полуденных волнах. Дюжина человек всё время вычерпывала воду, но я всё равно опасался, что ухудшающаяся погода вынесет кораблю приговор, однако порывистый бриз милосердно перешел в устойчивый западный ветер, волнение стихло, и парус с волчьей головой медленно нёс нас на север. На закате мы доковыляли до островов Фарнеа. Небо на западе полыхало как раскаленный очаг, на его фоне стены Беббанбурга казались черными. Усталые гребцы направили поврежденный драккар в узкий канал гавани Беббанбурга. Спирхафок пристал к берегу, утром я соберу упряжки волов и вытащу его выше линии прибоя, чтобы починить повреждения. Банамадр и захваченный корабль вошли в гавань следом.
Я поговорил с отцом Цеолнотом, пока мы были в море, но мало чего добился от строптивого упрямца. Уистан, юнец, веривший, что его бог хочет моей смерти, оказался жалким и тоже бесполезным. Я расспрашивал обоих, кто отправил их на север, чтобы убить меня, и ни один не ответил. Я отвязал Уистана от мачты и показал ему груду захваченных мечей.
— Можешь взять любой и еще раз попытаться меня убить, — сказал я ему.
Когда мои люди начали смеяться и подначивать его принять предложение, он покраснел, но не предпринял попытку доделать божью работу. Вместо этого он уселся на палубу, где и сидел, пока Гербрухт не приказал ему вычерпывать воду.
— Хочешь жить, парень? Вычерпывай воду!
— Твой отец — Цеолберт? — спросил я Цеолнота.
Он удивился, что я это знаю, хотя на самом деле я лишь догадывался.
— Да, — коротко подтвердил он.
— Я знал его еще мальчишкой.
— Он мне рассказывал... — священник запнулся. — Господин.
— Я и тогда ему не нравился, — продолжил я, — и осмелюсь предположить, так он меня и не полюбил.
— Бог учит нас прощать, — сообщил святоша горестным тоном, к которому некоторые христианские священники прибегают, когда вынуждены признавать неудобную правду.
— Ну, и где сейчас твой отец? — спросил я.
Он помолчал, но потом, должно быть, решил, что его ответ не раскроет никакой тайны.
— Мой отец служит Богу в винтанкестерской церкви. Как и дядя.
— Как я рад, что оба живы! — ответил я, хотя это было не совсем правдой, я терпеть не мог обоих. Близнецы-мерсийцы, похожие как две капли воды, были вместе со мной заложниками у данов. Цеолнот и Цеолберт, в отличие от меня, новой судьбы не приняли. Я смирился и полюбил данов, но близнецы были пламенными христианами, детьми епископа, их учили, что все язычники — порождение дьявола. После освобождения оба выучились на священников и стали страстными ненавистниками язычества. Судьба сложилась так, что наши с ними пути довольно часто пересекались, и они всегда презирали меня, обзывали врагом церкви и словами похуже, и в конце концов я отплатил за оскорбления, выбив большую часть зубов отцу Цеолберту. Цеолнот был вылитый отец, и я предположил, что беззубый Цеолберт назвал сына в честь брата. Он так и сделал.