Меч космонавта
Шрифт:
— Это Сатурн. Открылся какой-то мощный хроноволновой канал.— вскричала заполошно “царица”, но было поздно. Чужой соблазнительный мир быстро снижался, тянул к себе, все быстрее вращался над головой. На нем обозначились известные черты лица, нос, рот, козлиная борода царя-колдуна.
— Теперь вы не уйдете от моей милости,— раздалось прямо в голове лжецарицы и ее приспешников.
Марина-Катерина поняла, что еще немного, и они окажутся в нечеловеческом мире. Царь-колдун победил и отправит весь теменский люд на Сатурн.
И вдруг столб был рассечен. Сатурн потерял точку опоры на Земле, хотя был еще силен. Сверху, от чужого неба, протянулись темные
Женщина побежала, петляя среди деревьев, оскальзываясь на камнях, но рука-вихрь ужо дотянулась до нее, вернее до подвздошной области, отчего немедля случилась полная утрата сил, а в сердце воцарилось безразличие. Лжегосударыня, теряя обычную телесность, стала растекаться, обращаться в струю, в легкий ручеек, каковой втягивался мощным водоворотом Сатурна. Меркнущим взглядом она зрела впереди непомерную утробу, готовую навсегда поглотить ее. Сей ревущий зев имел сходство с жерлом огромного вулкана, а у нее не было ни рук ни ног, дабы как-то упираться и противодействовать невыносимой силе притяжения. Но нежданно пагубное движение замедлилось. Появился новый поток и новая тяга, токмо уже направленная в противоположную сторону. Какое-то время две тяги боролись между собой. И, наконец, обратная возобладала, она даже вывернула жерло вулкана наизнанку. Случилось сие с великим потрясением и ревом.
“Царица” нашла себя в позе, неподобающей царице — попа на земле, ноги разбросаны.
Чужое небо съеживалось и улетало, все более напоминая воздушного змея, запущенного шаловливыми пацанами. Следом и озеро постепенно улеглось, и лишь легкая рябь напоминала о недавних происшествиях. Соратники были как обалдевшие, и токмо храбрый мясник Игнат достал из-за пазухи флягу с водкой и сало в тряпице, чтобы как-то запить и заесть дьявольские козни и ковы.
Егда “царица” опамятовалась и оглянулась прояснившимся взором, то заметила, что подле берега на озере чуть выше поверхности воды стоит человек в серой рясе с вороном на плече.
— Ну что, претендентка на престол? Еще чуть-чуть, и улетела бы в черный ящик, а на лице демона появилось бы чувство глубокого удовлетворения.— молвил новый человек.
— Фома, ты ли это? А кто еще мог меня выручить, вокруг же сплошные лохи и чурки.— сказала “царица”, чувствуя, что съеживается, уничтожается ее страх и тревога.— Наконец-то я нашла тебя.
— А мы и не терялись,— проскрипел ворон.
— Очень плохо, Катя, то есть царица Марина,— отозвался серорясый,— плохо, что нашла. Это означает, что и царь-батюшка Плазмонт засек меня раньше времени своими рецепторами. А теперь уходим. Я открываю хронокоридор, скажи своим людям, чтобы следовали точно за мной, никаких дозорных и разведчиков, шаг влево, шаг вправо, прыжок вверх — все это вызовет большие неприятности. Повторяю для особо одаренных — кто начнет самовольничать, может оказаться, например, на Сатурне, а то и подальше.
“Царица” с раскрытыми объятиями направилась в сторону колдуна, но тот притормозил ее предостерегающим жестом и словами:
— У меня большой поверхностный заряд гравитации, поэтому тебя, барыня-государыня, может отшвырнуть метров на сто.
— Он о тебе беспокоиться, глупая,— добавил ворон.
Колдун двинулся в сторону от озера, он словно гнал перед собой теплую волну, которая заставляла таять
Ноги великого кудесника не касались земли и, как ни старалась “царица” догнать его, сие не удавалось. Вскоре взмокли люди, тяжело запыхтели собаки. Катя-Марина подумала, что всей ее спортивной подготовки не хватит, чтобы выдерживать заданный ход еще хотя бы с полчаса. Однако довольно внезапно тропа закончилась, и весь отряд оказался в деревне Сидиромово. Но не нашел там ничего, окромя замороженных и нанизанных на ледохеры тел, даже козы и собаки превратились в ледышки. Иней лежал везде, хотя вблизи он больше напоминал серебряную паутину.
— Итак, к сидиромовцам тоже пришла “милость” царя в виде полимерного льда. Похоже, что худо сейчас приходится вашим сподвижникам во всех окрестных деревнях,— сказал колдун зеленщикам и обратился лично к “царице”.— Я думаю, Ваше Величество, Вы построили слишком маломерную модель для определения хронопотоков, особенно их нуль-вторых тензоров. Надо было оперировать хотя бы девятью измерениями.
— Ведь в сырой материи их как минимум двадцать семь.— дополнил ворон.
— То есть, царь-колдун может орудовать еще в двух реальностях?— спохватилась “царица”.
— Как минимум. Даю маленькую справку с высоты моего нынешнего опыта. В мегамире, состоящем, в основном, из сырой материи, можно спокойно организовать три одновременные реальности… Но и мы кое-что умеем. Мы уйдем туда, где за тучей белеет гора, и если Он к нам сунется, дадим по носу. Помнишь, дорогая царица, слова Ботаника: “На Единого надейся, а Милость себе пробивай”. Сейчас сматываемся в темпе. Здесь слишком большое напряжение, тяжело разобраться с хрональными линиями.
По дороге Марине-Катерине немало желалось потрогать Фому, даже прижаться к нему, но тот был таинственно неуловим. Впрочем путь оказался недолгим, остановились зеленщики совсем недалече от деревни. Вот волхователь замер, протянул руки перед собой, а затем развел их в стороны — пространство будто бы чуть-чуть качнулось и поддалось. Не объявились какие-то там ворота золоченые-расписные, не распахнулись со скрипом двери, ведущие в иномирье. На поляне лишь возник невеликий пористый шар, сходственный с осиным гнездом.
— Пожалуйте в серебряное царство, господа зеленщики.— прокаркал ворон.
Боевой пес подбежал к шару, очевидно собираясь толкнуть его лапой. Но тут и лапа, а следом и весь зверь превратились в дымную полоску, которая мигом втянулась в одну из мелких пор, испещряющих колдовской предмет.
“Царица” отважно ступила вперед, и увидела, что шар вдруг сделался больше и выше ее. Еще один смелый шажок, и ее потащило в одно из отверстий, каковое ноне предстало чем-то вроде входа в пещеру. Затем было мгновение несуществования, или очень необычайного существования. Марина-Катерина стала похожа на струйку и словно стекала бы по гладкой стенке какой-то воронки…
Когда зрение ее прояснилось, мысли стали сочетаться друг с другом, а чувства с ощущениями, небо выглядело пасмурным и как будто слегка посеребренным. Лед не бросался в глаза, но все деревья стояли голяком, инда и хвойные породы, земля такоже была скучной серой. Там и сям словно цветы из семечка, только за один присест, вырастали соратники-зеленщики. Они трясли головами, словно пытаясь составить таким образом суждения, с тревогой озирались, едва сдерживая коленотрясение, пялились на неприятственное небо и деревья.