Меч мертвых
Шрифт:
– Не видал ты крови замёрзшей… – рассудительно покачал головой Харальд. И ощутил себя взрослым мужем, матёрым воином рядом с трясущимся мальчишкой. Он в самом деле был старше на целый год и вообще куда как получше знал боевую премудрость. Поэтому алое пятно не смутило его, сразу явив своё истинное значение: – Шёлк это. От Смагиных шаровар.
Видно было, как отлегло у Искры от сердца.
Они ещё подождали возле двора, сдерживая тянувших повод коней, но наружу так никто и не вышел. И даже звуков не доносилось, чтобы определить по ним, как в доме дела.
– Не идти же туда… – сказал наконец Искра.
Харальд поёжился под полушубком. Несмотря
– Ладно, – приговорил молодой датчанин. – Поехали к батюшке твоему.
И первым тронул коня, как положено старшему возрастом, да и чином. Хотя сам знал: сейчас выдумай Искра ещё какую каверзу или пакость Замятне – и он, сын конунга, рад будет последовать за сметливым дружком.
Однако юный Твердятич, ещё не очнувшийся от зрелища кроваво-красного шёлка, вросшего в лёд, ничего не сказал. Кони бодро зашагали вперёд, посолонь обогнули угол плетня…
Вот так и случилось, что двое друзей стали самыми первыми, кто встретил чужих людей, входивших в город из леса. И долго потом не могли взять в толк, к чему состоялась эта встреча в первое утро после Корочуна, – к худу или к добру…
Это были две женщины. Впереди выступала старуха, статная и седовласая, а за ней поспевала молоденькая девчонка. Обе пришли на лыжах, но видно было, что долгий переход их утомил. Ишь, обрадовались торной дороге, сняли лыжи и пошли дальше, держа их в руках…
Харальд нахмурился, заметив, что девка была хромоногая, причём если не отродясь, то давно. Так не ходят случайно подвернувшие ногу на повороте лыжни. Была в девкиной неуклюжей походке какая-то особая ловкость, говорившая о давней привычке.
Они с Искрой переглянулись и оба подумали об одном и том же. В Новом Городе, ясное дело, имелись увечные: кривые, горбатые, косорукие. Но всё это были свои, знакомые, добрые люди. Что же до чужих… От чужого даже и от бесскверного телом чего угодно можно дождаться, а от калеки… Если у человека в зримом мире что-нибудь умирает – рука, нога, глаз, – это значит, что недостающая часть оживает в Исподнем мире, за смертной чертой. И радоваться тут нечему, ибо миры должны быть сами по себе. Плохо, если где-то открывается между ними хоть неприметная щель. Мало ли что вздумает сквозь ту щель проскользнуть…
– Гой еси, славные молодцы, – между тем окликнула их старуха. – Подскажите нам, сирым: не этот ли город люди Новым зовут?..
Говорила она по-словенски. Искра открыл рот, чтобы учтиво поздороваться со старухой, ибо даже неведомый дух, покинувший лес в облике человека, ценит приветное слово и готов добром отплатить за гостеприимство… Но пожелать бабке долгих лет и здоровья он в тот раз не успел.
Потому что с Замятниного двора, оставшегося у них с Харальдом за спиной, долетел крик. Жуткий, безумный крик, от которого вмиг одичали и шарахнулись кони. Парням понадобились долгие мгновения, чтобы усмирить ошалевших животных и не вылететь при этом из сёдел. За это время они успели признать низкий мужской голос и сообразить, кто кричал.
Сам хозяин двора.
Друзья впоследствии с трудом могли вспомнить, как разворачивали коней и гнали их во двор. Крик длился, но неожиданность миновала – лошадки присмирели и поняли, что лучше слушаться седоков.
Калитка во двор оказалась заперта изнутри, но Харальду было не привыкать. Покинув седло, он мигом оказался на той стороне, отпер. Судя по голосу, Замятня находился в клети, и молодые воины вдвоём ринулись туда через двор. После сёдел ноги были немного чужими и совсем не такими резвыми да послушными, как обычно. Искра даже поскользнулся и чуть не упал, но и это минуло – не слишком широк был двор, добежали вмиг.
Замятнины хоромы были устроены как у всех людей, кто мог себе это позволить: тёплая изба, рядом с ней клеть и между ними – сени. Удобно в холод и непогоду ходить через них туда и сюда и во двор. Харальд с разбегу налетел на дверь – и тут заперто!
Замятня в клети закричал снова.
– Кое-кто тише вёл себя, когда ему врез'aли орла, – сказал сын конунга и проворно отбежал от двери на десяток шагов.
Пригнулся, выставил плечо – и шарахнул им в добротные доски. Дверь, сделанная на совесть, тяжко содрогнулась, но запор выдержал. Харальд, не тратя времени попусту, взял новый разбег. Искра прикинул про себя, что следует делать: искать топор?.. Разбирать крышу?.. Бежать за людьми?.. И решил, что на обходные пути, пожалуй, не было времени. Подскочил к Харальду, обхватил его – и вместе с ним с налёту грянулся в дверь. Засов внутри заскрипел, но опять выдержал.
…С какого разу он всё-таки подался, Искра не помнил. Только то, как шептал в ухо насмешливый голос: вот они, твои грамотки, твои небесные звёзды!.. Кому нужна твоя премудрость, что толку от неё, когда – так-то вот?!.. Кажется, подоспели те пришлые женщины, взялись помогать… Искра заметил их смутно. Он успел понять, что они с Харальдом никогда не вышибут проклятую дверь, а Замятня, которого в клети, видимо, сажали на кол, вот сейчас изойдёт жутким хрипом и смолкнет…
Прочный железный засов наконец заскрипел, пискнул – и покинул расшатанное гнездо. Произошло это под напором двух крепких молодых тел внезапно: парни кувырком влетели вовнутрь, унося с собой попавшее под ноги деревянное ведёрко и меховой плащ, висевший у двери на деревянном гвозде.
Искра, выпутываясь из него, подумал: если ещё и клеть заперта…
Она оказалась не заперта. То есть, может быть, кто-то и пытался там затвориться, но дверь вынесли ещё до прихода друзей. Кто? Ясное дело, Замятня. И уж вынес так вынес, не как они, неуклюжие. Раскрошил в щепы, с петель снял!..
И стоял посередине клети, качаясь, как пьяный, и прижимал к груди что-то, уходившее вверх.
На полу валялась опрокинутая скамеечка и стоял чудом не разбитый ею маленький глиняный светильник. В нём, похоже, совсем кончилось масло: хилый язычок пламени шипел и моргал, собираясь погаснуть. Ребята были только что со двора, с яркого утреннего солнышка. Однако увидели.
Плясунья Смага висела под кровельными балками, просунув голову в петлю. Всей одежды на ней было – коротенькая, выше колен, шёлковая рубаха, да и та липла к телу, присохнув красно-бурыми пятнами, а внизу ещё и бесстыдно задралась до пупа. Тому виной был Замятня, который, обхватив Смагу за бёдра, пытался её приподнять, выпростать из петли, но в одиночку – да ещё ошалев от горя и страха – это сделать никакой возможности не было.
Рослый Харальд мигом поставил скамейку, вскочил на неё и перерезал верёвку острым ножом. Схватил безвольное тело под мышки и помог опустить его на берестяной пол. И вот тут началось! Трясущийся Замятня рухнул рядом с девушкой на колени, принялся исступлённо целовать закрытые глаза, спёкшиеся губы, тонкую шею, перечёркнутую багровым следом верёвки…