Меч на ладонях
Шрифт:
Горовой уже начал недовольно хмурить брови, а Костя даже вознамерился дать пинка навязчивому попрошайке в рясе, когда тот внезапно прекратил стенания и перешел от жалоб о забвении церкви в Германии до сведений, за которые его и пустили ко столу.
– Держу я путь, милостивые господа, в земли италийские, в славный город Пьяченцу. – Монах решил не тянуть с небольшим запасом новостей, уж очень недобрые складки появились на лбах добрых воинов. – Там собирает собор папа Урбан II. Говорят, будут четыреста архиепископов и епископов. Больше, чем во всей Германии.
Монах опустил
– Да только, боюсь, пешком не успею я припасть к ногам наместника Господа нашего на земле, лицезреть и внимать ему. – Он горестно вздохнул, увидев, как казак пододвигает себе остатки блюда с рыбой, а Костя переливает в свой кубок последние капли пива. – Долог и опасен путь до городов итальянских.
– Что ж это за опасности? – Костя постарался подвести словоохотливого собеседника к тому, ради чего это все и затевалось.
Отец Джьякетто развел руками:
– Разве могут быть ведомы скромному иноку испытания, которые обрушит на его никчемную голову Создатель? – Он вздохнул, покрутил пустой кубок. – На дороге полно рыцарей, позабывших всякое христианское смирение и обирающих даже паломников до срама телесного. Разбойничьи разъезды, что ловят праздных и торговых людей. К каравану пристать дорого, а идти одному боязно.
Он с надеждой посмотрел на Горового:
– Может, разве что богобоязненные христиане возьмут на себя заботу о Божьем страннике?
Тимофей Михайлович поперхнулся:
– Хм. Даже и не знаю.
В разговор встрял Костя:
– Думаю, Божий человек не знает, куда мы едем. – Он выдержал короткую паузу. – А едем мы в земли Цюриха, везем нашего больного приятеля и его лекаря в его родные земли.
– A-a, – огорченно протянул монах. – А я принял вас за паломников, спешащих привезти немощного к молитве, творимой Папой Урбаном. Говорят, ввиду его необычной набожности и благочестия эти молитвы творят чудеса, исцеляя больных и страждущих. Извините.
Костя пожал плечами:
– Да ничего. Может, если не вылечит больного воздух родины, и вправду свезем его в Рим.
Монах оживился:
– Так и не стоит откладывать, уважаемые! Что до Пьяченцы, что до Цюриха – отсюда все едино! Ежели прямо завтра в путь, то в две недели доберемся до храмов, где заседает высокий совет. А там… – Он мечтательно закатил глаза. – Говорят, четыреста и более архиепископов, епископов и кардиналов. Святые люди! Только присутствие в таком месте будет действовать благотворно! Туда же будет прикован взгляд Божий. Значит, и благодать духа. Поспешим же, и нам воздастся!
Костя уже пожалел, что произнес свою последнюю фразу.
– Но мы все-таки обязаны добраться до гор Шварцвальда.
Монах покачал головой:
– Что ж. Понимаю. Каждому своя дорога.
Он еще посидел, собираясь с мыслями.
– Если завтра поедете к Бамбергу, то держитесь старой дороги. На новой, говорят, рыцарь Гумбольд фон Геррау разошелся. У него две дочки на выданье, так он теперь и купцов, и просто проезжих чуть не до исподнего раздевает, все на приданое собирает. А как поворот к монастырю Святого Духа проедете, то там лесок, в нем часто купеческие караваны исчезают. Это уже
– А вот за это спасибо большое, отче, – склонил голову Малышев. – Эта информация для нас важная. Только вот непонятно, мы по земле немецкой давно идем. И дороги здесь все больше безопасные, а вы сразу о двух разбойниках говорите.
Монах замахал руками:
– Да о каких разбойниках? Что вы, добрые люди. Разбойники – это когда оберут и живота лишат случайные людишки, из-за дерева, да ночью. А фон Геррау и братья Торчеты – рыцари, на своих землях хозяева. Вы, видно, по императорскому шляху ехали, вдоль Эльбы, Майнца, Рейна. А если напрямки, тогда вы не с имперской мытней будете дело иметь, а с уездными суверенами. Решит Геррау, что мыт за ваш проезд – все ваше имущество, значит, так тому и быть!
Костя почесал голову, а Горовой, до которого смысл сказанного дошел чуть погодя, восхищенно крякнул:
– Эва оно как тут, понимаешь. – Казак закрутил ус. – Значит, ежели я замкам и землям хозяином стану, то могу скоко хош с проезжих драть?
Монах пристально глянул на подъесаула, отчего тот смутился.
– Ну, если ваш сюзерен не имеет ничего против, то да. Только сколько народу захочет тогда через ваши земли ездить?
Костя и Тимофей допили пиво. Осечка с незнанием местных юридических основ чуть не выдала их с потрохами. Оба они, не сговариваясь, решили помалкивать. Отец Джьякетто еще немного пораспространялся на общехристианские темы, но, увидев, что жертвования на храм не дождаться, вздохнул, попрощался и отправился к столикам коробейников.
…Спустя час после того, как «полочан» покинул словоохотливый монах, к столику русичей подошел хозяин гостиного двора.
– Не соблаговолят ли добрые путники уступить свою комнату приехавшим благородным господам и удовольствоваться сеновалом? – Хозяин выглядел немного не в своей тарелке, но практически не сомневался в согласии.
Как бы то ни было, воины ли, или ремесленники сидели перед ним, но во дворе находилась кавалькада благородных господ. А то, что простолюдины всегда уступят свое место благородным, даже не подлежало обсуждению. На крайний случай, всегда можно натравить прибывшего рыцаря или его оруженосцев на мирных ремесленников или даже, как сейчас, на больного с вооруженными слугами. Будь габариты слуг – а хозяин воспринимал Костю, Захара и Горового именно за прислугу, – будь габариты слуг не такими внушительными, хозяин просто бы приказал своим подручным выкинуть их вещи в сарай и освободить комнату.
Костя продолжал поедать вареную свеклу. Они только дождались второй миски с местным дежурным блюдом, после того как содержимому первой посудины был нанесен непоправимый урон словоохотливым монахом.
Хозяин нетерпеливо переминался с ноги на ногу.
– Я вот не поняу, шо ен хоча? – Казак с вожделением посматривал на жареную телячью лопатку на соседнем столе, но крепился. Пост и гонка по буеракам – а на другое определение местные дороги не могли претендовать – сильно подорвали психологическое состояние Горового. Подъесаул стал вспыльчив и легко раздражался.