Меч на ладонях
Шрифт:
– Поверьте, это – ничтожная сумма за такую благую цель.
Лучники открыто заржали. Нечасто в последнее время им доводилось видеть такой спектакль. Да и рыцарь – парень нескупой, сколько бы ни содрал с этих заморских остолопов, а поделится со своими верными воинами. Значит, быть вечером пирушке!
Улугбек развел руками:
– Но это очень большие деньги! У нас их нет.
Итальянец всплеснул руками:
– Разве? Ай-я-яй! Вы поехали в такую даль, а деньги на проездные сборы забыли? – Его тон из шутливо-елейного вдруг стал жестким и требовательным. – А может, вы не собирались платить за проезд по землям епископа? Может, вы желали удержать деньги, которые должны причитаться нашему епископу? Утаить то, что должно будет пойти на дела церкви? Тогда вы не добрые путники, а язычники и враги для каждого доброго католика!
Во время этих слов стрелки демонстративно подняли и снова натянули луки.
Кольцо вокруг пятерых путешественников начало сужаться.
Энцо Риацци поднял руку:
– Впрочем, верю, что деньги для уплаты вы не взяли только по причине незнания. – Он согласно кивнул. – Что ж, это все равно не освобождает вас от их уплаты.
Улугбек примирительно заявил:
– Мы можем вернуться?
Рыцарь покачал головой в притворном сочувствии:
– К сожалению, нет. Вы уже на землях доброго Бергамо.
Глава мытной заставы радостно поднял глаза.
По мере сил Улугбек старался переводить его речь. Костя открыто ухмылялся, простодушный Захар, не понимая хитросплетений вычурного юмора, таращил глаза, а Горовой закипал.
Итальянец продолжил:
– Скажите синьору рыцарю, что у него отличный конь. Лошадка сойдет в качестве уплаты за сорок безантов. Плюс седла, лошади слуг и повозка, итого: всего на сотню. Если он добавит доспехи и оружие, то как раз только на сто сорок и наберется. – Риацци ухмыльнулся: – Но я сегодня добрый. Отдаст все это, и пускай себе едет с Богом!
Когда Улугбек перевел все сказанное, казак окончательно взорвался:
– Ах ты, макаронина сраная! – В руках подъесаула появился револьвер. Рыцарь удивленно поднял брови: может, путник попробует предложить странную безделицу в качестве уплаты?
При виде взбешенного казака Костя и Захар взялись за оружие. Щелкнул предохранитель автомата. Лучники с интересом глядели, как странные путешественники похватались за короткие металлические дубинки. Кидаться они ими собрались, что ли?
Громко рявкнул револьвер Горового. У ухмылявшегося рыцаря выстрелом снесло полголовы и шлем с плюмажем. Одновременно бухнула винтовка: Захар прострелил очередному неудачнику ногу, а Костя, осилив технику, вдавил спусковой крючок «Суоми». Трескучей очередью снесло трех лучников с вала, отправив на небеса одного и серьезно ранив двух. На этом передовое изделие финского автоматостроения тысяча девятьсот тридцать девятого года в очередной раз заклинило. Видимо, использованное Пригодько для смазывания этого оружия коровье масло не отвечало требованиям производителя. Другого же у сибиряка не было. Улугбек, запутавшись рукой в кармане, безуспешно вырывал свой револьвер из штанов.
– Ах ты ж, благодетель херов! – Казак направил Орлика на опешивших воинов епископа. Чуть отойдя от шока, за ним с ревом бросился швейцарский проводник, на ходу отобравший свой меч и саблю подъесаула у застывшего соляным столбом стрелка.
Тактика обезглавливания командования противника, вкупе с необычностью оружия нападавших, принесла свои плоды. Изумление столпившихся в предчувствии легкой добычи лучников было настолько велико, что большинство из них даже позабыло на несколько секунд о полунатянутых луках. Только когда Горовой, разрядив револьвер, подхватил из рук проводника саблю, в «полочан» полетели первые стрелы. Ветераны епископской стражи были серьезно деморализованы громом, едким дымом и орущим подъесаулом. Только этим можно было объяснить тот факт, что большинство стрел, выпущенных с короткого расстояния, летели куда угодно, только не в цель. Да и трофейные кольчуги не подвели: пара стрел бессильно тюкнулись в доспехи казака, одна чиркнула по груди методично отстреливавшего оборонявшихся Захара, еще две вошли в шею лошади Кости, с матом дергавшего затвор автомата. На счастье фотографа, конь тут же пал, прикрыв тушей своего седока от остальных стрел. Большинство опомнившихся итальянцев выбрали своей целью именно Малышева, как самого громкого противника, сразившего одним махом сразу троих их товарищей.
Сопротивление было недолгим. Брат Верзилий, отойдя от шока, вызванного применением огнестрельного оружия, и унюхав серный запах пороха, не нашел ничего лучше, чем заорать во все горло «Дьябло!», чем окончательно развалил не самую упорную оборону бергамцев. После чего славный писарь епископа подхватил полы монашеской сутаны и припустил в сторону долины, высоко вскидывая ноги. Чуть погодя за ним врассыпную побежали оставшиеся воины таможенного поста.
«Полочане» их преследовать не стали. На поле боя осталось около десятка тел с обезглавленным вождем и куча брошенного оружия. Как ни спешили дальше императрица и ее спутники, а пришлось вытерпеть еще одну заминку, вызванную необходимостью перевязать незначительные раны и собрать наиболее ценные трофеи. Убитых было только двое – рыцарь и один из рядовых, зато раненых – целых шестеро. Денег у воинов епископа не оказалось, но между трупами валялись пара неплохих алебард, пяток луков и десяток коротких мечей. Валиаджи и Улугбек оказали помощь двум легкораненым стрелкам, догадавшимся во время выстрелов лечь на землю и не оказывать сопротивления. Как только им остановили кровь и глаза итальянцев обрели осмысленное выражение, ученый отдал на их попечение остальных тяжелораненых противников.
Спустя примерно час после окончания схватки отряд пустился в дальнейший путь. На этот раз огнестрельное оружие попрятали в чехлы, а мечи и секиры благоразумно выставили на всеобщее обозрение.
На счастье путешественников, убежавшие лучники не стали задерживаться в ближайшей деревне, а бросились сразу ко двору своего сюзерена. Таким образом, даже если епископ немедленно вышлет преследование за теми, кто осмелился напасть на его заставу, в запасе оставалось около двенадцати часов. За это время конные русичи рассчитывали покинуть пределы Бергамского манора.
В полдень сделали привал. Императрица потребовала себе горячей еды, но Улугбек и Малышев сумели убедить киевскую княжну, что разводить костер и готовить кипяток времени нет. По словам швейцарского проводника, до Пьяченцы оставался дневной переход. На небольшом совещании решили, что ввиду возможной погони как со стороны германского императора, так и со стороны епископа отряд будет двигаться без остановок, избегая, по мере возможности, людных мест. Если получится, то путешествие продолжат и ночью.
Стефан Вон Берген, проводив их в долину, указал наиболее приметные ориентиры на пути к Пьяченце и покинул беглецов. Изначально договаривались, что он выведет их через перевал, а «полочане» обеспечат ему преодоление заставы. В той или иной мере каждая из сторон выполнила свои обещания, и расставались они вполне довольные друг другом. Швейцарец решил двигаться в сторону Венеции, а русичи уходили правее, к Бургундии.
Перед тем как расстаться, Костя и Стефан немного тихо переговорили.
Когда фигура проводника с его длинным мечом исчезла за горизонтом, Улугбек поинтересовался у Малышева, о чем был их разговор.
Тот отмахнулся:
– Сказал, что будет в Венеции и Генуе хирд наемный сбивать. Типа отряд из норманнов из корабельных дружин и свободных людей. Говорит, человек сорок наберет и будет наниматься. На воинов всегда есть спрос. Города Италии, да и местные благородные часто между собой воюют и готовы заплатить знающим людям за помощь. Приглашал к себе, когда довезем дам до места. Говорил, с таким оружием мы на тройную долю рассчитывать можем.