Меч Ронина
Шрифт:
«Хорошо, ты сумела», – кивнула тенко.
Глава 13
Уходит земля из-под ног.
За легкий колос хватаюсь…
Разлуки миг наступил.
Сенкевич
Господин Камакура Уэсуги явился минута в минуту – японская вежливость не допускала опозданий. Сенкевич тоже проявил пунктуальность: гостя ждал накрытый стол, а за стоявшей неподалеку ширмой прятался Мадара, сжимая в лапах рисовую веревку и
На этот раз Сенкевич рисковать не стал, заучил обращение к Сонтэн, полагая, что у него хватит искренности, чтобы оно сработало. Глядя на такое чудище под человеческой кожей, любой матерый атеист и прожженный грешник будет молиться с искренностью невинного ребенка. Правда, Сенкевич так и не смог решить, когда лучше запечатывать демона: до обеда или после. С одной стороны, еда может придать сущности сил, с другой – вдруг он разомлеет и потеряет бдительность. Решил действовать по обстоятельствам.
Ужин продолжался часа два: Сенкевич добросовестно развлекал гостя приятной беседой, пока тот насыщался. Сакэ тоже было выпито немало. Наконец, когда довольный Уэсуги сыто откинулся от стола, Сенкевич светским тоном спросил:
– Так для чего вы прибыли в Эдо, Уэсуги-сан?
– Странный вопрос, – добродушно ухмыльнулся Камакура. – Так же, как вы, Тосицунэ-сан, чтобы служить сегуну, да славится его имя в веках, да ниспошлют ему боги долгую жизнь и правление.
– Вопрос не так странен, как кажется на первый взгляд, – тонко улыбнулся Сенкевич. – Не знал, что сегуну могут служить демоны.
Уэсуги переменился в лице. Болезненно оскалился, рыкнул:
– Узнал, значит. Всегда был умен. Тебе же хуже!
Человеческое обличье сползло с него, как шкура со змеи. Огромный крылатый зверь кинулся на Сенкевича и отпрянул – к его одежде был пришит защитный знак.
– Ну, живи, пока можешь! – Уэсуги схватил кувшин с сакэ, осушил его из горлышка. – Скоро мы до тебя доберемся, никакая защита не поможет!
Напружинившись, он прыгнул в окно, но изо всей силы приложился к нему и сполз вниз: охранные знаки придали стеклу твердость камня. Демон ринулся в дверь, но и тонкая бумажная задвижка оттолкнула его. Он вскочил на стену, намереваясь пройти сквозь нее – и здесь неудача. Зверь сделал по стене комнаты несколько кругов, как в мотоциклетном шоу, но так и не сумел выбраться.
– Бесполезно метаться, Уэсуги-сан, – нежно улыбался Сенкевич. – Я ведь могу так вас называть? Возможно, вам приятнее будет слышать свое настоящее имя – Кума-они? [25] – По тому, как дернулся и сжался Камакура, Сенкевич понял, что правильно опознал демона. Недаром всю ночь листал тетрадь с описаниями духов. – Вы были призваны из Дзигоку [26] , не так ли? Не трудитесь, не рвите себя, выйти отсюда не удастся. Здесь везде святые знаки. Лучше выпейте еще сакэ, расскажите, кто приказал вам явиться в Эдо и заменить собою знатного дайме. А главное, зачем?
25
Они – злобные, трудноубиваемые демоны, живущие в аду.
26
Дзигоку – ад.
– Спрашивай, сколько хочешь: я не предам господина! – от безысходности Уэсуги схватил со стола остатки риса и запихал в рот, будто хотел заткнуть его.
– Хорошо, – кротко согласился Сенкевич. – Тогда сделаем так. Демон Кума-они, я называю твое имя и приговариваю тебя к заточению в этом предмете.
Он указал на кувшинчик, только что опустошенный гостем, и принялся читать обращение к Сонтэн. Уэсуги съежился, тело его обмякло, но вот превращаться в облако и втягиваться в кувшин дух не торопился. Сенкевич прочел обращение трижды – не помогло. Уэсуги был обездвижен и, судя по гримасам, испытывал сильнейшую боль, но и только. Для верности Сенкевич еще исполнил песню «Металлики», уж тут искренности было хоть отбавляй. Но и это не помогло.
– Мадара! Почему он не запечатывается?
Кот выглянул из-за ширмы, окинул демона критическим взглядом:
– Вероятно, он уже был заклят своим именем и не может сменить хозяина. Ведь меня демон из Эдо призвать не смог, потому что я твой слуга. Ну а этот не подчинится тебе. Ты связал его, но заточить не сможешь.
– Что с ним тогда делать?
Мадара скорчил гримасу:
– Убить. Что еще? Отпускать нельзя, иначе скоро все демоны Эдо атакуют твой дом.
– А как его убить? Молитвой?
– Можно, – кивнул кот. – Только он слишком силен, тебе придется молиться дня два. Охрипнешь.
– Чем еще?
– Меч его просто так не возьмет. Запечатать тоже нельзя. Можно измотать молитвой, а потом, когда ослабеет, убить, – не прекращая молитвы. Он здесь один, без поддержки хозяина и других демонов, так что, думаю, получится. Только голову руби сразу, одним ударом. А потом бей в сердце.
– Предатель! – взвыл Кума-они. – Ты заплатишь!
Воспользовавшись тем, что Сенкевич перестал молиться, он вскочил и принялся метаться по комнате, оставляя на полу и стенах глубокие следы когтей. Снова и снова бросался на окно и дверь.
– Поторопись, Тосицунэ-сан, – невозмутимо проговорил кот. – Защитные знаки так долго не выдержат.
Сенкевич снова затянул молитву. Демон зарычал, прыгнул на него. Визжа от боли, рванул косодэ. Когтистая лапа зацепила тонкий шелк, стянула его, отшвырнула прочь вместе с нашитым защитным знаком.
– Убить! Убить! – ревел Кума-они.
Когти впились в тело, пронзая кожу, к шее тянулась смрадная клыкастая пасть, хлопающие крылья похоронным саваном застилали мир. Сенкевич пытался молиться, чтобы оттолкнуть монстра, но Кума-они перехватил его за горло, слова застряли непережеванным комком.
«Кажется, конец», – подумал, отключаясь, Сенкевич. Вдруг жесткие, как железо, пальцы разомкнулись, воздух хлынул в помятую глотку. Демон отпрянул. Сенкевич встал на четвереньки, хрипел, пытаясь отдышаться.
По комнате с воем и рычанием катался огромный ком из двух тел. Сенкевич разглядел серый пушистый хвост, яростно бьющий по полу: с демоном сцепился Мадара. Кот пребывал в боевой ипостаси – превратился в большое существо, похожее на дракона. Теперь две сущности отчаянно рвали одна другую, устилая пол клочьями шерсти и каплями темной, почти черной крови.