Меч Шаннары
Шрифт:
Менион почувствовал, как плот колыхнулся и медленно оторвался от берега. Течение подхватило их и вынесло на середину Мермидона. Река понесла плот вниз по течению, на юг, к Тирзису. Сорок тысяч человек — на громадных плотах, в лодках, в двухместных яликах — выбрались незамеченными из осажденного города, пока северяне, патрулирующие западный берег реки, поспешно возвращались в свой лагерь, на который, казалось, напала вся мощная армия Каллахорна. Шум дождя, рев полноводной реки, бешеные крики из далекого лагеря полностью заглушили тихий плеск весел. Люди испуганно жались друг к другу, ища поддержки у сильных и ободряя слабых. Никто не знал, что будет дальше, но пока они ускользнули от Ведуна-Владыки. Пока что они свободны.
Временами Менион погружался в дрему, мир вокруг пропадал, оставалось лишь мерное покачивание плота, уносимого бурной рекой на юг. Странные видения мелькали, неуловимые, в беспокойных снах горца. И вдруг резкие голоса ворвались в его сны, разогнали смутные грезы. Вздрогнув, Менион проснулся. Алое зарево, разлившееся во влажном воздухе, слепило глаза. Прищурившись, принц поднял голову с коленей Шейль, потом неуверенно встал на ноги. Красное свечение заполнило собою весь северный горизонт, пурпурные сполохи могли бы поспорить по блеску с позолотой рассветного солнца. Шейль что-то шептала ему на ухо. Поначалу Менион не смог разобрать что именно — какие-то горькие, отчаянные слова.
— Они подожгли город, Менион. Подожгли мой дом!
Менион опустил глаза и крепко сжал руку девушки. Люди Керна спаслись, но сам город пал. С ужасающим величием близящегося конца он обращался в пепел.
Глава 25
В кромешной тьме тесной камеры время тянулось медленно. Пленники не знали, как долго они уже сидят здесь. Постепенно глаза привыкли к непроглядному мраку. В глухой пустоте раздавалось шуршание маленьких лапок — крысы метались по полу камеры, да где-то тяжелые капли воды гулко стучали о камень. Время тянулось, растворяясь во тьме.
Где-то там, наверху, где свет и воздух, человеческие голоса и шум города, Палинс Бакханнах решал судьбу пленников, а значит — и судьбу Южной Земли. Время Каллахорна подходило к концу: с каждым часом Ведун-Владыка подбирался все ближе и ближе. Но здесь, в черном безмолвии тюрьмы, время уже не имело значения. Завтра будет таким же, как и сегодня, то есть никаким. Конечно, когда-то за ними придут. Но увидят ли пленники солнечный свет? Не попадут ли они из одной тьмы в другую? Быть может, зловещий мрак Царства Черепа уже закроет собой Каллахорн? Всю Южную Землю?
Когда тюремщики ушли, Балинор и братья-эльфы освободились от пут. Им не составило большого труда развязать узлы на веревках — солдаты Палинса связали их наспех, кое-как. Да и чего стараться: еще никто не сумел убежать из подземных темниц королевского замка. Пленники придвинулись ближе друг к другу и принялись обсуждать, как быть дальше. В сыром, затхлом воздухе древних подвалов было почти невозможно дышать, даже теплые плащи не спасали от пронизывающего холода. Земляной пол, каменные стены, железная дверь — пустота.
Балинор неплохо знал подземелья дворца, однако никак не мог понять, что это за камера. В королевских подвалах было много подобных маленьких каморок. Их использовали как склады, где в дубовых бочках хранилось знаменитое вино Каллахорна. Но эта комната… нет, не то. И вдруг с пугающей ясностью принц осознал, что их заточили в древнюю подземную темницу, много веков назад прорытую под подвалами и позже наглухо запертую. Все это было так давно, что о ее существовании уже успели забыть, и вот теперь Палинс ее обнаружил и распорядился открыть. Еще бы! Она так ему пригодилась и, возможно, пригодится еще. Очень скоро друзья Балинора придут во дворец протестовать против роспуска Пограничного Легиона. Вполне возможно, что и они тоже окажутся в этом каменном лабиринте. Это — тайное подземелье, никто не знает о нем. Даже если их станут искать, здесь вряд ли найдут.
Обсуждение быстро закончилось. О чем было говорить? Балинор отдал распоряжения капитану Шилону. Если они не вернутся вовремя, капитан должен найти Гиннисона и Фандвика, двух самых надежных и верных людей Балинора, и передать приказ принца: немедленно мобилизовать Пограничный Легион. Еще Шилон должен послать гонцов к эльфам и дварфам, предупредить их о сложившемся положении и попросить о помощи. Как можно скорее. Эвентин не допустит, чтобы его братья оставались пленниками в Каллахорне. И Алланон тоже придет сюда немедленно, как только узнает об их затруднениях. Назначенные четыре часа уже давно прошли, и пленникам оставалось лишь ждать. Однако уходило ценное время. Да и жизни друзей угрожала опасность: Палинс, похоже, намерен прочно усесться на троне Каллахорна. Понятно, что, пока жив Балинор, ему, Палинсу, не будет покоя. Балинор уже начал жалеть, что не послушал мудрого совета Дарина и поторопился идти к брату, не предусмотрев последствий.
Но он не предполагал, что все обернется так скверно. Палинс, похоже, сошел с ума: ненависть поглотила его, он даже не выслушал Балинора. А ведь принц должен был предвидеть это. Что толкнуло Палинса к столь решительным, жестоким действиям? Ведь не расхождение же во взглядах со старшим братом. И не болезнь отца. Болезнь, в которой Палинс почему-то винил Балинора. Нет, все это как-то связано с Шейль Равенлок, очаровательной девушкой, в которую Палинс влюбился без памяти и на которой собрался жениться, хотя сама Шейль очень сдержанно отнеслась к его предложению. Что-то случилось с этой девушкой из Керна, и опять Палинс обвинил Балинора. Из краткого замечания Палинса принц понял, что Шейль пропала. Не удивительно, что брат так взбесился. Он пойдет на все, лишь бы вернуть ее.
Балинор разъяснил это братьям-эльфам. Он был уверен, что скоро Палинс придет к ним, чтобы разузнать о Шейль, и он не поверит, когда они скажут, что ничего о ней не знают…
Уже прошло двадцать четыре часа, однако никто не пришел. Пленники успели проголодаться. Несколько раз они пытались заснуть, чтобы сберечь силы на будущее (мало ли что могло случиться), но оглушающая тишина разгоняла сон, а беспокойная дрема не помогала снять напряжение. Поначалу пленники еще пытались расшатать петли массивной железной двери, но они держались крепко. Будь у них инструменты, можно было бы сделать подкоп под дверью. Они попробовали разрыть смерзшийся земляной пол руками, но очень скоро отказались от этой затеи. Древние стены камеры были на удивление крепки: нигде не шатался камень, не крошилась известка. Убежать невозможно. Друзья оставили тщетные попытки и в полном молчании опять улеглись на пол.
Наконец после бесконечных часов ожидания в этой стылой тьме они услышали скрежет металла — где-то далеко наверху отворилась тяжелая дверь, раздались голоса, приглушенные и неясные, потом — звук шагов. Кто-то спускался по выщербленной лестнице вниз, в подземные темницы дворца. Друзья поднялись на ноги и бросились к двери камеры: голоса и шаги приближались. Очень скоро Балинор разобрал голос брата, странно прерывистый и даже смущенный. Наконец кто-то потянул за тяжелый засов — резкий скрежет металла отозвался болью в ушах пленников, уже успевших привыкнуть к гробовой тишине своей тюрьмы, — трое друзей подались назад, и дверь медленно открылась. Пятна света горящих факелов ворвались во тьму, ослепленные эльфы и Балинор прикрыли глаза руками. Пока они привыкали к свету, несколько человек вошли в камеру и остановились у самого входа.