Меч Тамерлана
Шрифт:
Катя вздохнула: сердце колотилось в груди от ожидания, тревоги и вдруг нахлынувших прошлых обид: она снова идет на поводу у отца, снова не имея всей информации, почти вслепую, снова будто игрушка в руках богов.
«Ты сама так решила, помнишь?» – в памяти всплыл вкрадчивый голос Поводыря. Девушка покосилась на него и неожиданно встретилась с ним взглядом.
Данияр положил свою руку поверх девичьих пальцев, прошептал:
– Ты все правильно делаешь. Может быть, впервые за эти четыре года, что я твой Поводырь…
Самолет мягко коснулся взлетно-посадочной полосы, чуть подпрыгнул, чтобы снова прижаться к земле – теперь уже плотно, до мурашек и утробного гула двигателя. Данияр пробормотал что-то злое и обреченно прикрыл глаза, на этот раз продолжая удерживать Катю за руку.
Открыл глаза только тогда, когда скорость стала ощутимо снижаться, а в салоне загорелся свет.
– Уважаемые пассажиры, наш авиалайнер совершил посадку в аэропорту Уйташ города Махачкала…
– Ну наконец-то, – юноша с облегчением выдохнул и заметно повеселел. – Обратно точно буду я составлять маршрут, – подмигнул он Кате.
Едва она включила сотовую связь, как телефон разразился серией поступивших сообщений и уведомлений о пропущенных звонках. Раулю Моисеевичу она позвонила первым.
– Да, добрались. Всё хорошо… Да, встречают. Как вы?.. – она с беспокойством закусила губу. – Может, все-таки в больницу?.. Хорошо-хорошо. Я не начинаю.
Она нажала отбой. Тут же приняла входящий от представителя туроператора:
– Ильяс, мы приземлились…
– Жду вас в зоне прилета, – голос неожиданно молодой, высокий, с сильным акцентом – не столько в произношении, сколько в интонации: молодой человек будто с горы скатывался, начиная предложение с высокой ноты и «съезжая» интонационно к его завершению. – Вещей у вас много?
– Нет, только ручная кладь. Всё с собой.
Удивленное молчание.
– Хм, хорошо.
Пассажиры неторопливо покидали салон. Данияр встал, снял с полки их с Катей сумки. Мгновение они смотрели друг на друга, не решаясь двинуться с места. Катя тайком вдыхала аромат полыни, зеленого чая с тмином – от него казалось, что расширились легкие, а под ложечкой шевелилось что-то большое и горячее, она проваливалась в это ощущение всякий раз, когда вот так оказывалась рядом с Данияром. Данияр смотрел на нее и пытался запомнить ее такой – наивной, нарочито деловой, с ясными, наполненными робкой надеждой глазами. Что-то с ней станет, когда это путешествие завершится?..
– Молодые люди, вы проходите? – пожилая дама с ребенком тоже встала, намереваясь выйти из салона, на их переглядывание посмотрела неодобрительно. – Или идите уже к выходу, или освободите проход!
– Идем? – Данияр будто не обратил на нее внимания, доверительно дотронулся до Катиной руки, с удивлением отметив, что царевна густо покраснела. – Бессмысленно оттягивать.
Катя встала, хотела забрать свою сумку, но юноша покачал головой и, пропустив девушку вперед, направился за ней вдоль прохода.
Солнце ударило по глазам, ослепив на мгновение, – белой россыпью оно отражалось от водной глади Каспийского моря, от умытой дождем листвы, от собравшихся на ребристых черепичных крышах лужиц, будто распахивая огненные руки навстречу прилетевшим.
– О, как здесь пахнет! – Катя замерла, вдыхая странный аромат: причудливая смесь природы и цивилизации, камней и моря – запахи трав, авиационного керосина, соленой воды, хвои и – тонкий, пряный – горячего меда и пахлавы.
Воздух казался легким как перышко и мягким, но в то же время насыщенным, острым, дразнящим.
Катя поймала дыханием ветер, вобрала его в себя, наполнив легкие до отказа и почувствовав, что сама словно приблизилась к ярко-голубому небу. Посмотрела на горы, вспомнила увиденное в хрустальном Земном яблоке – судя по всему, именно там, за частоколом каменных пиков, на острие заговоренного меча, пряталась Гореслава, а вместе с ней – все несчастья мира.
Катя вцепилась в поручень трапа, ногти до боли впились в ладонь.
– Я не готова, – прошептала Катя подошедшему Данияру. Обернувшись к нему, заглянула в глаза: – Я не смогу…
На дне его глаз шевельнулся темный морок, рассыпался сотней призрачных мотыльков. Поводырь покачал головой:
– Это уже не имеет значения, ты сделала первый шаг.
Родители не показывались. Мама ждала доктора в приемном отделении, отец уехал за лекарствами. Милану оставили в небольшом вестибюле, на красном диване. Справа темнели окошки гардероба, слева – пост охраны. Она смотрела прямо, за стеклянные двери, за которыми скрылась мама, ждала, что будет хоть какое-то движение за ними, но всякий раз, когда мелькала чья-то прическа и девочка вскакивала, в вестибюль проходил кто-то другой. Понуро шел к гардеробу, протягивал номерок. И, не поднимая взгляд, забирал одежду и шел на крыльцо. Почти никто не одевался здесь, все старались как можно скорее покинуть здание.
Только она сидела, маялась в неизвестности.
Прошла к кулеру, набрала в хлипкий пластиковый стаканчик воды. Не потому что хотела пить, а потому что кулер стоял около двери в приемное отделение и был шанс увидеть чуть больше.
– Ты под дверью-то не стой, – строго предостерегла гардеробщица.
Милана послушно вернулась на свое место. «Что могло произойти с бабушкой?» – снова задалась вопросом.
Конечно, возраст, конечно, жаловалась то на давление, то на почки. Родители возили ее в санаторий, показывали врачам. Но вчера вечером бабушка ни на что не жаловалась, была весела. Ничто не предвещало беды. Да еще такой.
Девочка еще раз с тоской посмотрела на дверь.
Стаканчик едва не выпал из рук – мама толкнула дверь, прошла из приемного отделения.
– Папа еще не приехал? – спросила, подходя ближе.
Милана качнула головой:
– Что врач говорит?
– Непонятно пока, Милана. Доктор говорит, что, вероятнее всего, обострилась мочекаменная болезнь, к ней добавилась аллергическая реакция… Бабушка какой-то препарат непроверенный начала пить, на травах… Соседка тетя Галя посоветовала, – мама грустно вздохнула, погладила дочь по голове.