Меч Тамерлана
Шрифт:
– Ему надо вернуть его плащ, иначе он так и будет… не то мертвый, не то живой, – стеснительно подсказал Берендей.
– Что? – Катя перестала плакать, приподняла голову.
Берендей стоял за ее спиной, обнимая за плечи Ярушку.
– Я говорю, он отдал тебе свой плащ. Надо вернуть, иначе он не вернется…
– Он жив?! – Катя встала на колени, пытаясь нащупать пульс.
Берендей смущенно усмехнулся:
– Он Змей Огненной реки, хранитель врат, он четвертый всадник Апокалипсиса, Смерть. Кто за ним придет, сама подумай?
Катя поискала глазами плащ – тот лежал на камнях, в том месте, где Катя нашла Ярославу. Утренний ветер шевелил призрачную ткань, поглаживал с любопытством. Сине-голубые бабочки легко порхали над ней. Берендей подхватил плащ, передал Кате.
Та набросила его на Поводыря.
Едва тончайшая ткань коснулась его плеч, Данияр открыл глаза, поднялся и огляделся:
– Видел, как ты эпично сражалась с моими братьями по Хаосу, – проговорил он. – Жаль, пропустил концовку…
Катя продолжала сидеть на камнях. Сложив руки на коленях, она смотрела на него снизу вверх, на щеках еще блестели дорожки слез.
– Голод, Чума и Раздор исчезли вместе с Мороком… Мне помог меч, – прошептала.
Поводырь предостерегающе поднял руку:
– Не говори мне, куда его дела. Пусть ты будешь единственной из богов, кто хранит эту тайну.
Он протянул ей открытую ладонь:
– И знаешь что… Я слышал твои слова. Я никогда не нарушаю обещаний, я с тобой, пока ты сама меня не прогонишь, – и он улыбнулся.
– Я никогда не прогоню!
Катя вскочила на ноги, обвила его шею руками и поцеловала. Поцелуй вышел неловким и торопливым, и Катя готова была отпрянуть, но Данияр не позволил – обнял чуть крепче и заглянул в глаза: в светло-серой глубине затаилось лукавое любопыство.
– У-у будем считать, что мы этого не видели, – засмеялись Ярослава и Берендей.
Антон, наблюдавший за возвращением Данияра, поднял вверх голову, заметив мальчонку, выглядывающего из-за утеса.
– Это Расул, сын Авара, – узнала Катя. – Бог мой, он ведь совсем один остался… Он наполовину джинн, наполовину человек. Рохдулай сказала, что его мать была смертная женщина…
Мальчик вытянул шею. Заметив, что его увидели, крикнул:
– За вами приехала машина. Внизу стоит, на платo. Если поторопитесь и пойдете навстречу, то уже к вечеру будете дома!
Эпилог
Ключ повернулся в замке, последовал тихий щелчок. Мгновение перед тем, как открыть дверь, Антон помедлил, будто собираясь с мыслями и подводя черту Ручка выскользнула из вспотевших пальцев, распахнув нежилое нутро его холостяцкой квартиры-студии. Он шагнул внутрь и притворил за собой дверь.
Подперев ее спиной, опустился прямо на бетонный пол. В квадраты окон заглядывал рассвет, окрашивая серые стены оранжево-желтыми бликами и будто разгораясь на них. Антон окинул взглядом квартиру – от стены до стены: крохотную кухню, в которой он не собирался готовить, диван, который он ленился расстилать, хромированные перекладины кронштейна, который он использовал вместо шкафа.
В кармане зазвонил сотовый. Антон потянулся за ним, пальцы наткнулись на круглый мутно-прозрачный камень с отверстием в центре. Куриный бог, подаренный Катей на берегу Каспия перед прощанием.
Она сказала, что не держит зла, потому что той Кати, доверчивой и несмелой, больше нет. И ему не стоит винить себя в этом.
– Детство кончается, – сказала она.
Парень сжал камушек между пальцами, погладил по шершавой, вытравленной солью поверхности. Поднес к глазу и посмотрел на свет через отверстие.
Оранжевое солнце заполнило его целиком, прицельно блеснув в глаза. Антон зажмурился, подождал, пока растают круги на внутренней стороне век, приоткрыл осторожно, по капле впуская в себя солнечный свет, который растекался по венам. В груди – будто осиновый кол, больно и остро. Но солнечный луч падал на него, заставляя тлеть и осыпаться. Антон втянул носом воздух, до боли расправив легкие – черное месиво внутри прояснялось, как прояснялись ночные тени от разгорающегося рассвета. И так же ярко и оранжево становилось в груди, как на стенах его квартиры.
Сотовый по-прежнему разрывался в кармане, Антон наконец снял трубку, но опоздал: абонент не дождался и сам прервал вызов. Парень посмотрел на иконку – мама. Хотел набрать, но мама уже вызывала вновь.
– Да, мам, я дома.
Магда почувствовала по голосу: сын улыбается. От души отлегло, она сглотнула слезу:
– Ты как? – спросила совсем не то, что хотела.
Антон пожал плечами, посмотрел на огненную точку в камне.
– Нормально…
– Что делаешь? – она хотела, чтобы он приехал, но не решалась предложить – боялась отказа.
Антон резко встал, подошел к стопке купленных для ремонта обоев, носком ботинка толкнул один из рулонов. Тот гулко упал, покатился по полу, раскручиваясь.
Антон прижал носком ботинка угол, чтобы не закрутился снова. Посмотрел на узор.
– Ремонт думаю делать. Обои сейчас резать буду – он в самом деле поискал глазами строительный нож. Обнаружил на подоконнике, рядом со шпателем и строительным скотчем.
– Хочешь, приеду, поклеим вместе, – Магда закусила губу. – Помнится, мы с отцом когда-то всё делали сами.
Антон зажал в кулаке горячий от тепла его рук каспийский камень, улыбнулся:
– Буду рад.
Он глубоко и ровно дышал – полной грудью, как никогда прежде. Утреннее солнце заливало квартиру, проникало под кожу, разжигая желание жить и идти дальше. Сбросив с плеч куртку, Антон засучил рукава, опустился на колено и отмерил длину обойного отреза. Ловко зафиксировал линейкой и отрезал. Нож сместился, срез получился кривой, пришлось поправлять ножницами. Он справился уже с тремя рулонами, когда в дверь зазвонили.