«Меченые»
Шрифт:
— Только ты, подруга, все время «дома» на хозяйстве сидеть будешь, — жестко произнес зек, в тот момент, когда девчонка только разинула рот, собираясь что-то им сказать. Сергей только кивнул, одобряя это предложение — видел, что девчонка фактически держится на морально-волевых. И негромко добавил веским тоном:
— Негоже тебе в мужские «игры» влезать, целее будешь. Да и нам спокойнее — не нужно будет о тебе каждую секунду беспокоиться.
— Тогда пошли «домой», — Даша покраснела, но голос прозвучал спокойно. — А то до ночи время не так много и осталось…
Скалы, "выросшие"
ЧАСТЬ ВТОРАЯ «А МОЖЕТ БЫТЬ РАЗБИТЬ ОКНО»
Глава 7
Всякое видел в своей жизни Петрович — а потому не столько прожитые годы, но пережитое в них, отложили на нем свою печать. Его давно называли по отчеству за окладистую бороду, и с обильными седыми прядями на голове — хотя лет то ему было совсем ничего — сорока еще не исполнилось. Постарел резко, после того как получил два года и лишился крыши над головой по принятому госдумой закону «отчуждения», на манер «демократичных стран» Евросоюза, которым нужно было соответствовать. Цель вроде благостная — ограничить домашнее и бытовое насилие над несчастными женщинами в семьях, а вышло так, что под удар «правосудия» попали ни в чем не виноватые мужчины, в большинстве своем безответные, такие как Петрович.
Что такое семья — на сей вопрос законотворчество дало четкий и однозначный ответ, приняв сожительство женщины и мужчины в течение трех лет при совместном проживании и регулярных занятиях сексом. Посему при юридических процедурах такие отношения полностью приравнены к тем семьям, что имели регистрацию в ЗАГСе, с соответствующей ответственностью мужчин согласно принятому закону о семейно-бытовом насилии.
К величайшему своему удивлению, Петрович только на суде понял, что стал он законченным «абъюзером», то есть «насильником», только за то, что не удовлетворял возросшие запросы своей сожительницы. Не давал деньги на шубу и не платил за секс — жуткое насилие над несчастной женщиной с точки зрения судьи, хамоватой и жирной бабы, что вела процесс по ЗСБН. Что такое «газлайтинг» он так и не понял, но судя по всему, что-то совсем страшное и мерзкое. Раз такое имело место, то неизбежно наказание!
Лизкины подруги врали не моргнув глазом — на суде поведали о жутких издевательствах, которые, как он оказывается творил над ней, заставляя удовлетворять свои сексуальные фантазии, о которых Петрович даже не подозревал. Но вид порнофильма, тайно снятого «потерпевшей», который заставили посмотреть в «закрытом показе», где Лизка его сама просила щипать и мять груди, и две справки от врача, в которых был зафиксирован факт наличия синяков, непонятно где и как полученных, решили все дело.
Под стук молотка «судья» объявила приговор — ему было запрещено приближаться к бывшей сожительнице ближе, чем на километр. В ее пользу проведено «отчуждение» его «однушки», доставшейся в наследство — должна же где-то «несчастная и пострадавшая» женщина, не имеющая своего жилья, проживать. И наложили выплату компенсации в двести тысяч рублей, но так как у него таких деньжищ отродясь не было, а получить заем в банке не смог, то получил два года «отсидки» по второму процессу через год, за неуплату алиментов. В местах «пребывания» он увидел множество «страдальцев» от бывших и законных мужей до сожителей. Прорва не заплативших алименты, которые по новому закону обязали выплачивать. Причем назначали приличные суммы в ТДС не только на своих детей, но и на бывших жен — на последних пожизненно, если на момент суда «половинки» не работали.
Стало страшно от услышанных рассказов — победа феминизма привела к жутким последствиям — мужчины стали шарахаться от отношений с женщинами как от чумы, как от ужасного лезвия гильотины. Одни разводы и никаких браков в стране, принявшей десять лет тому назад ЗСБН. Только клинические идиоты свою подпись в ЗАГСе ставили, надеясь, что именно им посчастливилось найти «нитакусеньку».
Творилась жуть по всей стране — в одночасье все мужчины попали в категорию «вечно должных» существ «второго сорта». А он сам превратился в бомжа — то есть «без определенного места жительства», опутанный по рукам и ногам чудовищным долгом, возросшим от процентов.
Пришедший от всесильного «князева» подручного адвокат предложил сделку — раз квартира осталась его собственностью формально, то будет сделка — ему помогут осуществить ее продажу и выплатить долг по алиментам и компенсации бывшей «сожительнице». Все просто — ее «трудоустроят», а раз так, то он получит прекрасную возможность не платить навешанные судом пожизненные выплаты, вот только в свою квартиру никогда уже не возвратится. Предложение Петрович принял без раздумий — вторая «отсидка» по долгам, которой постоянно угрожала Лиза, его пугала — он понимал, что попал в пожизненную кабалу как от нее, так от государства.
И все решилось как по маслу — «сожительннцу» соблазнили «щедрым предложением», и она попалась в ловушку. Такой «начет» сделали, что сама в долгах как в шелках осталась, а так как была смазливой, то заставили работать в эскорте, оказывать интим-услуги. Петрович мог злорадствовать — то что можно было проделать с ним, вернулось к ней «бумерангом» со страшной силой — против государства не попрешь, явное оно, или тайное — безжалостный механизм расправы…
Совершенно не злорадствовал, увидев ее на «полигоне» — они оба оказались в пожизненном рабстве, под охраной «гридней», людьми без всяких прав, которых могли убить по прихоти, и убивали — он это видел собственными глазами. И во время «эксперимента» погубили — сам хоронил несчастных, будучи здесь единственным оставшимся в живых работником. Но теперь хоть не били — жил в доме, в тепле, в одной комнате с мальчишкой, которого определили ему помощником. Они двое могли тихо радоваться, что перенеслись в прошлое — в настоящем их не ждало ничего хорошего. А тут кормили без ограничений, одежонку дали, в бане мылись. А в соседней комнатке поселили бывшую, которая была служанкой и «подстилкой» для четырех охранников и двух «техников», хотя последние таковыми не являлись — соглядатаи, приставленные самим «Бесом». А с ней и сухую как жердь, с лошадиной мордой стерву, которую все до «переноса» жутко боялись, но сейчас ее положение кардинально изменилось. Ее изнасиловал Мартын без всякой жалости, а потом и вся его бригада. Так появилась вторая «подстилка», уже морально сломленная и боящаяся боли…
— Прости меня, Коленька, дура была полная, подруг слушала, своим умом не жила, совесть отринула. Вот и наказал меня боженька за алчность мою — работать не хотела, ноготки дороже тебя стали. А тут все осознала и поняла, сколько зла тебе причинила.
Сожительница всхлипнула — прежде ухоженная Лиза тут превратилась в лахудру, изможденную работой. И дальше будет только хуже — тридцатипятилетняя женщина, от тяжкого труда и сверхнормативного секса превратится через пять лет в старуху, на которую никто не посмотрит. Вид бывшей огорчал — жалко стало алчную дуру, которая считала себя самой умной и хитрой. А сейчас они в одной лодке находятся, чтобы счеты между собой сводить — оба тут на «птичьих правах», и в любой момент могут жизни лишится по воле Мартына — жестокость последнего ужасала, и с каждым прожитым днем тот все больше превращался в зверя.
— Что было, то быльем поросло — ты сама себя наказала. Нельзя жить за счет других, а вы все одурели — «женщина должна быть счастливой, а больше ничего не должна», — он припомнил ее слова, которые неслись с телевизора каждый день, и она повторяла их как мантру. Но теперь съежилась, положив на колени натруженные грязные ладони — они с ней сегодня начали колотить грядки. Нужно было высаживать семена — в овощах ведь витамины, а без них цинга и болезни для всех «пришельцев» угрозой будут.
— Нельзя свое счастье за счет несчастья других строить. Ошибка это — а за нее если не хочешь платить, то придется расплачиваться…
— Вот тут ты полностью прав, браток — только для тебя поздновато эта простая мысль дошла. Но все можно исправить, только начать нужно, и закончить, если кого-то нужно «кончить».
Последние слова были произнесены с усмешкой — из-за кустов показались двое. Петрович их узнал сразу — парень, которого считали «экстремистом», и зек, приятеля которого зарезал Мартын. Говорил именно последний, вроде улыбаясь, но глаза его нехорошо поблескивали.
— А скажи мне мил человек, куда гридни всей компашкой спозаранку ушли, до зубов вооруженные? В набег что-ли отправились?!