Мечи Дня и Ночи

Геммел Дэвид

— Трудно сказать. Я ни разу не ездил туда из этих краев. Я садился на корабль в Мелликане, на восточном берегу, и плыл на эту сторону моря, к устью реки Ростриас.

— Киньон должен знать, где это. Он родом с севера.

Охота снова прошла удачно. Ставут, довольный, сидел у костра и резал поджаренную оленину. Рядом спали Шакул и еще девять джиамадов с туго набитыми животами. Восемнадцать других под началом маленького серо-пегого Гравы вернулись еще раньше. Им тоже сопутствовала

удача, хотя понять это Ставуту удалось не сразу, уж очень невнятно говорил Грава. Однако то, что Грава привел с собой еще двоих джиамадов, Ставута не удивило. Скоро все беглые джики, бродящие в этих горах, как пить дать, войдут в стаю Красношкурого.

Он ухмылялся. Страх перед джиамадами остался в прошлом. Ему нравилось уходить с ними на долгие вылазки — там ему было даже спокойнее. Киньон и другие крестьяне, несмотря на все старания Ставута, по-прежнему боялись зверей и даже поговаривали о возвращении в деревню: авось враги больше не станут туда наведываться. Эти разговоры Ставут решительно пресекал. «Скилган-нон сказал, что враг непременно вернется, а он не их тех, кто склонен преувеличивать. Вперед, и только вперед. Я уверен, что Алагир нам поможет».

С ним, как ни странно, почти не спорили — просто кивали и отходили прочь. Мало кто отваживался теперь спорить со Ставутом. «Это, наверно, потому, что я показал себя таким хорошим вожаком», — думал он.

Грава, вернувшись с двумя новичками, поставил их перед Красношкурым. Ставут, поднявшись на ноги, холодно оглядел их. Это вошло у них в ритуал, которым он от души наслаждался.

Парочка была тощая, один сутулый, почти горбатый, другой длинный, очень темной масти. Оба посмотрели на Граву, и тот прорычал им нечто малопонятное.

— Служить Красношкурый, — сказал горбун.

— Как звать? — спросил Ставут.

— Железный, — показал на себя горбун. — Уголь, — показал он на черного.

— Вы будете охотиться с нами. Убивать голокожих нельзя. Оба кивнули.

— Помните об этом. Теперь ступайте.

Новое высказывание Гравы все встретили клокочущим звуком. Ставут, знавший теперь, что они так смеются, с улыбкой кивнул и снова сел у костра.

Шакул заворочался, потянулся и громко пукнул.

— Прелестно, — сказал Ставут.

— Хорошо спал. Сны не видел.

— Это самое лучшее. — Ставут поскреб темную щетину на подбородке. Обычно он брился каждый день, но теперь решил, что Красношкурому борода больше пристала. — Пора возвращаться к нашим селянам. Они, поди, изголодались по свежему мясу.

Шакул понюхал воздух и заявил:

— Они ушли.

— Как ушли? Куда?

— На юг.

— Быть того не может!

Шакул повел плечами, взял недоеденную оленью ногу и сказал:

— Горелое мясо.

— Давно ли они отправились?

— Мы ушли, и они ушли. Значит, вчера утром.

— Зачем они это сделали? — спросил Ставут.

— Боятся нас. Красношкурый

боятся. — Ставут, посмотрев на янтарные глаза и огромные клыки Шакула, вдруг понял, почему крестьяне не вступали с ним в спор. Уважение тут ни при чем. Они просто испытывали ужас перед зверями и все сильнее боялись его самого.

— Я бы их пальцем не тронул, — сказал он.

Шакул снова задрал голову, вбирая ноздрями дующий с юга ветер.

— Много голокожих, — промолвил он. — Лошади. Джики.

— Солдаты? — спросил Ставут. У Шакула загорелись глаза.

— На нас охота?

— Не думаю. Где они?

— На юг. Твои голокожие скоро их видеть. Ставут выругался.

— Надо идти на выручку. Если это вражеский отряд, им грозит опасность.

— Голокожие нет пользы. Охота нет. Ничего не делать. Без них лучше.

— Да, верно — но ты сам сказал, что это мои голокожие. Им надо помочь.

Шакул завыл, и это мигом подняло на ноги остальных джиа-мадов.

— Надо быстро, — сказал он. — Красношкурый медленно. Шакул понесет Красношкурый.

Ставут оказался в затруднительном положении. Он понимал, что Шакул предлагает ему единственный разумный выход. На своих двоих он будет идти очень долго и придет слишком поздно. Пока он доберется до цели, крестьян уже перебьют. С другой стороны, как Шакул его понесет? Либо на руках, как младенца, либо на спине. Первое просто смешно, и звери могут потерять к нему уважение. Второе тоже не годится: руки у него не сильные, и он не сможет долго держаться за Шакулову шерсть. Начнет падать, и джиамаду волей-неволей придется взять его на руки.

— Хорошо, — сказал Ставут, чтобы выиграть время. — Повторим еще раз, что нам всем надо делать. Мы ищем моих друзей. Если они в опасности, мы их спасаем. Первым не нападает никто. Мы подойдем поближе, посмотрим, как там дела, потом я скажу, что делать. Понятно?

— Да, — сказал Шакул. — Теперь пошли?

Ставут окинул взглядом стаю. В нее входило теперь около сорока джиамадов. Некоторые из них сохранили дубины с гвоздями, тяжелые мечи или боевые шесты. Кое на ком еще болталась и портупея с пустыми ножнами. Ставут велел двум таким снять ремни, сцепил вместе медные пряжки и сказал Шакулу:

— Нагнись. — Тот повиновался, и Ставут через голову накинул на него шлею. Шакул был больше всех остальных, и петля доходила ему до бедер. — Стой смирно. — Ставут стал ногами в петлю, выпрямился и взялся за длинную шерсть на плечах Шакула. — Вот теперь пошли!

Шакул взял с места в карьер, и Ставута швырнуло назад. Он держался цепко, стараясь попасть в ритм. Очень скоро его затошнило — не меньше, чем при первом выходе в море. Он с железной решимостью приказал животу успокоиться, а голове — думать о чем-то другом, но подлое естество норовило взбунтоваться при каждом шаге бегущего Шакула.