Мечи и темная магия
Шрифт:
Но…
— Вы! — заорал кто-то.
«Я не могу, — подумал Виллем, разворачиваясь на пятках. Орал один из „черных шапок“ — меч наголо, злой взгляд. — Я не могу, не могу, не…»
Рядом прошелестела сталь: Тьюк выдернул из ножен кинжал. Кинжал. Боги, этого мало…
Большой меч. Тьюк…
Тьюк — офицер «черных шапок».
Сконфуженный стражник вытянулся в струнку и отдал честь.
Тьюк не шевельнулся.
— Прошу прощения, сударь, — пробормотал стражник. — Извиняюсь.
— Вот и хорошо, — заговорил
— Слушаюсь.
Стражник вложил меч в ножны и убежал.
А Тьюк-то не глуп. Теперь Виллем в этом убедился. Он стоял с дрожащими коленями, а Тьюк стоял рядом, надежный, как каменная башня.
— Очень хорошо, — сказал Тьюк. — чертовски хорошо. Тебе даже переписывать их не пришлось. Никогда прежде такого не видел.
— Кем я был? — Виллем вспомнил, что и себя включил в маскарад, и теперь пытался вспомнить.
— Стариком. Страшненьким стариком, надо сказать.
Хорошо. Теперь его пробил пот. Им надо выбраться отсюда. Между ними и свободой стена и ворота, и учитель сказал взять с собой переулок, но он нигде не видит переулка. Вокруг дворцовые здания, огромный каменный двор, окна-бойницы, тяжелые двери. Они во дворце. А внутри что-то темное, и выйти им нельзя, пока не сделают чего-то, о чем он не хочет думать…
И очень плохо, потому что ему нужно об этом подумать и провести их дальше вглубь, прежде чем вывести обратно.
Кто может войти к герцогу? Кто свободно проходит в эти двери?
Солдаты.
Возможно.
Они все наемники. Никому, даже Вигги, не нравится, когда кругом шляются «черные шапки».
Слуги. Он видел, как двое в ливреях прошли через двор. Но не успел разглядеть. Ему нужно было увидеть, чтобы создать.
— Идем, — сказал он Тьюку.
Он вдруг заспешил скорее с этим покончить, провести Тьюка, куда ему нужно, — дальше не думать. Не думать о том, темном. Он знал, что это такое. Он не хотел знать. Он думал только о тех слугах, и чем ближе подходил, тем лучше знал, что придется набросить. Только попышнее. Пышно наряженные приказывают. Одетые просто — исполняют.
Двое слуг подошли к двери. Стражники-наемники открыли и впустили их. Пропустили, думал Виллем. Внутри темно-темно. Он не знал, видно ли это Тьюку, но чувствовал, как оно расползается по переходам, словно крепость стала одним огромным зверем.
Дверь с грохотом захлопнулась. Две лампы отбрасывали пятна света. Темнота была настоящей. Она окружила их.
Каменные ступени вели вверх. Это не парадная дверь. Справа каменная лесенка уходит вниз, оттуда пахнет кухней. Жареным мясом. Печеным хлебом. Там кухни.
Где же герцог живет?
На этот раз заговорил Тьюк:
— Идем. Сюда.
Он поднимался вслед за Тьюком. Двое слуг в пышных ливреях спешили по делу. Тьюк старший. Это
Они вышли в верхний коридор. Потрясающе. Гобелены. Масляные лампы. Щели окон, пропускающие дневной свет. Ковер на деревянном полу, а дальше, налево за углом, зал с каменным полом за открытой дверью, и огромные занавеси, и множество людей, окруживших пишущего за маленьким столиком человека.
Но самым нарядным был не он. Самым нарядным был темноволосый мрачный человек, стоявший посредине. Этот был в парче и бархате, в кольчуге, и на бедре у него висел меч. Он был высоким, как Тьюк, и метнул на них взгляд самого большого и злобного пса.
Страшный человек. Страшный. Виллем остановился. Тьюк — нет. Тьюк продолжал идти.
Он слуга, думал Виллем о Тьюке. Ему положено здесь быть.
Что-то, извиваясь, ползло по полу. Черное, туманное, и не только на полу. И на уровне глаз, и двигалось быстро, и охватило человека в парче, и тот выхватил меч.
Совсем как Тьюк, подумал Виллем и тут же отточил эту мысль как нож: Тьюк именно так и выглядит!
Именно так Тьюк и выглядел. Их было двое, одинаковых, а человек за столиком схватил бумаги и принялся что-то торопливо писать, а люди, окружавшие герцога, выхватили мечи одновременно с Джиндусом и с Тьюком — а то черное вилось и закручивалось вокруг них, как дым в дымоходе. Двое с мечами набросились на него, кружа, как дым; мечи звенели и скрежетали, а остальные стояли с мечами наголо, и никто не двигался, никто ничего не видел, кроме Джиндуса в двух лицах.
Только Тьюк лучше, думал Виллем. Тьюк сильнее. Страшнее.
Взлетел меч. И один из двух упал, кровь хлынула, забрызгав придворных, колонны… все. И оставшийся Джиндус, тоже в крови, остановился, подняв меч.
А дым все вился вокруг, и волшебство било молотом: магия, нацеленная в магию. Виллем пошатнулся, не видя, что ударило его, только почувствовав и метнувшись назад, в переулок, где брань, и вопли, и крики мужчин отдавались от чего-то, чего здесь вовсе не было.
Магия хлестнула его бичом. Темная, злая, страшная, она исходила от старика — от старика, вставшего среди теней, над Тьюком, пятившимся перед атакой троих людей Джиндуса.
Змеи, подумал Виллем. И у них на пути вдруг оказались змеи.
Но при этом он открылся, и магический удар остановил сердце, и он упал на четвереньки, пытаясь подняться, защититься от этого старика. От чего-то, чего здесь не было, но почти было. Оно жаждало крови. Оно пило кровь. Оно становилось сильнее. Еще сильнее.
Но оно было еще и безумным. Безумным, низким и злобным.
«Меня здесь нет», — думал Виллем. Значит, остался только этот старик. Мифринс. Он как раз…
Железная рука вздернула его с пола, поставила на ноги, и перед ним, между ним и тем стариком, протянулся меч в сильной руке Тьюка.