Мечи Ланкмара
Шрифт:
Даже жирная Саманда была внутренне напугана постоянными набегами на кладовки и буфеты сюзерена, равно как беспрестанным топотком невидимых маленьких лап. Время от времени, часа за два до рассвета, она сгоняла с постелей многочисленных пажей и служанок и в похожей на пещеру кухне, перед полыхающим очагом, в котором можно было зажарить две коровьи туши одновременно и еще поставить дюжины две противней, проводила массовые допросы и работала кнутом, чтобы успокоить расходившиеся нервы и отвлечь мысли от истинных виновников происходящего. Словно изящные медные статуи, освещаемые оранжевым пламенем, бритые жертвы стояли, согласно ее приказу, кто навытяжку, кто нагнувшись, кто на коленях, а кто лежал, распростершись ниц, перед Самандой, и после артистической обработки кнутом целовали подол ее черного платья или
На сей раз этим спектаклем наслаждалась избранная публика, состоявшая из одетых во все белое поваров и ухмыляющихся брадобреев, большинство которых обслуживало всю армию дворцовой прислуги. Зрители одобрительно хихикали и ржали. За спектаклем наблюдал и Глипкерио, сидевший на галерее за шторой. Орясина-сюзерен был в восторге, его длинные аристократические нервы расслабились не хуже, чем у Саманды, однако внезапно на самых верхних и темных кухонных полках он узрел сотни пар крошечных глаз, принадлежавших незваным зрителям. Глипкерио кинулся в свои личные, хорошо охраняемые покои, его черная тога развевалась и хлопала, словно парус, сорванный штормом с мачты судна. «Скорее бы Хисвин пустил в ход свое могущественное заклинание», – думал сюзерен. Но старый торговец зерном и по совместительству колдун недавно заявил, что одна из планет еще не заняла положение, необходимое для усиления магического воздействия. События в Ланкмаре стали напоминать гонку звезд и крыс. Что ж, на худой конец, размышлял Глипкерио, хихикая и отдуваясь после утомительного пробега, у него есть безотказное средство, которое поможет ему сбежать из Ланкмара и даже Невона и добраться до какого-нибудь иного мира, где его несомненно быстро провозгласят монархом или для начала дадут достойное княжество (Глипкерио считал себя человеком скромным) – и это хоть как-то утешит его после утраты Ланкмара.
9
Не поворачивая прикрытой клобуком головы, Шильба Безглазоликий протянул руку внутрь своей хижины, быстро нащупал какой-то небольшой предмет и протянул его Мышелову.
– Вот тебе ответ на ланкмарское крысиное нашествие, – быстро проговорил он голосом низким, загробным и напоминающим шум гальки в не слишком сильный прибой. – Решив эту задачку, ты справишься и с остальным.
Стоявший ярдом ниже Мышелов поднял голову и на фоне бледного неба увидел небольшую толстую бутылочку, которую Шильба сжимал через ткань своего длиннющего рукава: он предпочитал никому не показывать своих пальцев, если, конечно, это были пальцы. Занимавшийся рассвет серебрился в хрустальной пробке флакона.
Особого впечатления все это на Мышелова не произвело. Он смертельно устал и был перепачкан с головы до ног, которые уже погрузились по щиколотку в топкую грязь и погружались все глубже. Его замызганная шелковая одежда была изодрана так, что починить ее не взялся бы и самый искусный портной. На расцарапанной коже, там где она была суха, выступили струпья болотной соли, от которой свербело все тело. Перевязанная рана на левой руке горела и ныла. А теперь начинала болеть и шея – слишком долго он стоял задрав голову.
Вокруг Мышелова раскинулись унылые просторы Великой Соленой Топи, многие акры острющей осоки, скрывавшей под собой предательские ключи и опасные омуты и, словно прыщами, усеянной низкими буграми, на которых росли кривые карликовые деревья с колючими ветвями и пузатые кактусы. Фауна же здесь была весьма разнообразна и смертоносна – от морских пиявок, гигантских червей, ядовитых угрей и водяных кобр до низко летавших трупных птиц с крючковатыми клювами и далеко прыгающих соляных пауков с когтистыми лапами.
Черная хижина Шильбы была высотой с беседку укромного дерева, где Мышелов накануне вечером пережил неземное блаженство и чуть было не распрощался с жизнью. Она стояла
Дверной проем в хижине был один – низкий и сверху закругленный, словно лаз в нору. В настоящий момент Шильба лежал в нем, опершись подбородком на согнутую в локте левую руку – или что там это у него было, – и, протягивая бутылочку, казалось, смотрел сверху вниз на Мышелова, совершенно равнодушный к тому, что, по логике вещей, Безглазоликий никуда вообще смотреть не может. Несмотря на то что небо на востоке уже розовело, Мышелов не видел в просторном клобуке ничего, кроме густейшего мрака. Устало и, наверное, в тысячный раз Мышелов размышлял, почему Шильбу прозвали Безглазоликим: потому ли, что он был просто слеп, или потому, что между носом и макушкой у него была лишь гладкая кожа? А может, вместо головы у него имелся только самый обычный череп или вместо глаз торчали антенны? Эти раздумья не заставили Мышелова вздрогнуть от страха – слишком он был зол и измучен, – а толстая бутылочка все так же не впечатляла.
Отмахнувшись рукой в перчатке от очередного соляного паука, Мышелов прокричал вверх:
– Что-то твоя бутылочка слишком мала – яду в ней явно не хватит, чтобы отравить всех ланкмарских крыс. Эй ты, черный мешок, может, все же пригласишь меня немножко выпить, перекусить и обсохнуть? Иначе я наложу на тебя заклятие, которое как-то украл у твоей милости!
– Я тебе не мать, и не любовница, и не нянька, я твой чародей! – глухо, как из бочки, отозвался Шильба. – Оставь свои детские угрозы и перестань дергаться, серый негодник!
Последнее замечание показалось Мышелову невероятно оскорбительным: ну как он мог дергаться, если спина у него буквально разламывалась от усталости? Он с горечью подумал, что совершенно измотался за ночь. Из Ланкмара он вышел через Болотную заставу – к величайшему удивлению и испугу стражников, которые не рекомендовали гулять в одиночку по Топи даже днем. При свете луны он двинулся по извилистой насыпной дороге в сторону расщепленного молнией, но все равно очень высокого ястребиного дерева. Там, долго озираясь по сторонам, он засек хижину Шильбы по мерцающему голубоватому свечению, лившемуся из низкой двери, и смело направился к ней по острой осоке. И тут начался кошмар. Глубокие ключи и колючие кочки попадались в самых неожиданных местах, и вскоре Мышелову изменила его способность безошибочно ориентироваться. Голубой огонек куда-то исчез, потом вдруг появился справа, после чего время от времени то приближался, то внезапно пропадал вовсе. Мышелов понял, что ходит около хижины кругами и что Шильба, видимо, заколдовал это место, дабы ему никто не мешал, когда он трудится над наиболее утомительными и жуткими разделами магии. Мышелов дважды чуть было не погиб в зыбучих песках, подвергся нападению длинноногого болотного леопарда, которого принял за хижину, поскольку глаза зверюги испускали голубое свечение и к тому же эта тварь имела обыкновение ими моргать, и только после всего этого, когда звезды на небе уже начали тускнеть, добрался до места назначения.
Тут он немедленно выложил Шильбе все свои недавние неприятности и потребовал помощи в решении каждой из проблем: приворотного зелья для Хисвет, зелья дружелюбия для Фрикс и Хисвина, опекунского зелья для Глипкерио, противомингольной мази, черного альбатроса, чтобы послать его к Фафхрду с просьбой поспешить домой, и еще чего-нибудь от крыс. В результате же была удовлетворена лишь последняя из просьб.
Мышелов покрутил головой, чтобы немного размять сведенную шею, отмахнулся кончиком Скальпеля от морской рыбы и кисло посмотрел на бутылочку.
– И как я должен этим пользоваться? – осведомился он. – По капле в каждую крысиную нору? Или отловить несколько крыс, влить в них по ложечке снадобья и выпустить на волю? Имей в виду: если тут есть семена Черной Хвори, я натравлю на тебя весь Ланкмар, и ты вылетишь из Топи как пробка.
– Ничего ты не поймаешь, – презрительно проскрипел Шильба. – Тебе нужно найти место, где собираются крысы, и самому выпить жидкость.
Брови Мышелова поползли на лоб. Через несколько мгновений он спросил: