Мечи в тумане

Лейбер Фриц Ройтер

Мышелов двигался по бесконечному туннелю, ставя ноги одну за другой в густой ил, который тихонько чавкал, когда он их вытаскивал, и вскоре его начала гнести еще одна мысль – о колоссальной массе воды у них над головой. Ему стало казаться, что он тащит на собственной спине все существующие на свете корабли. Его воображение рисовало одну и ту же картину – как внезапно обрушивается туннель. Он втянул голову в плечи: это было единственное, что он мог предпринять, чтобы не броситься ничком в ил и не ожидать катастрофы лежа.

Море у него над головой сделалось немного светлее, и Мышелов понял, что туннель привел их к подножию кремовой скальной гряды, на которую они с Фафхрдом взбирались накануне. Это воспоминание словно выпустило воображение Мышелова из клетки – должно быть,

потому, что отвечало его желанию поскорее выбраться вместе с приятелем из переплета, в который они попали.

Несмотря на то что светлые скалы оказались прочными и надежными, вчерашнее восхождение было трудным: на гладкой каменной поверхности почти не было никаких уступов, и друзьям пришлось взбираться по ветвистой расщелине с помощью веревки, время от времени вбивая в трещины крюки для опоры; однако они очень надеялись найти пресную воду и даже дичь, поскольку так далеко на запад охотники из Уул-Хруспа обычно не заходили. Наконец они добрались до вершины – усталые, запыхавшиеся, готовые броситься на землю и, отдыхая, любоваться лугами и чахлыми деревцами, которые, насколько они знали, часто встречались в других частях этого пустынного полуострова, вытянувшегося на юго-запад между Внутренним и Крайним морями.

Но вместо этого…. они не обнаружили ничего. Даже хуже, чем ничего, если такое возможно. Вершина, к которой они так стремились, оказалась просто-напросто горизонтальной каменной пластиной фута в три шириной, а кое-где даже уже, а с противоположной стороны был такой же, только еще более крутой, обрыв в некоторых местах с отрицательным уклоном. А у подножия этой головокружительной кручи, вплоть до самого горизонта, простиралась дикая неразбериха из волн, пены и утесов.

Словом, друзья оказались на верхушке настоящей каменной стены – тонюсенькой по сравнению с ее высотой и длиной, – стены, разделявшей Внутреннее и, как они поняли. Крайнее моря, которое прогрызло в этом месте дикий полуостров, но пока еще не насквозь. Стена тянулась в обе стороны насколько видел глаз, однако Мышелов разглядел, что в направлении Уул-Хруспа она немного утолщается.

От неожиданности Фафхрд рассмеялся громовым хохотом, и Мышелов обложил его про себя как следует, боясь, что вершина скалы, на которой они умостились, обвалится от сотрясения. Он до того разозлился на Фафхрда, что вскочил и отколол на узкой скальной площадке яростную джигу, вспоминая при этом мудрое изречение Шильбы: «Знает он это или нет, но человек всю жизнь ступает между двумя безднами по туго натянутому канату».

Выразив, каждый по-своему, неожиданное потрясение, друзья стали более осмысленно разглядывать пенистое море. Бешеные буруны и множество выступавших из воды скал указывали на то, что глубина в этом месте небольшая, – Фафхрд даже высказал мнение, что при отливе тут обнажается дно, поскольку, судя по лунному календарю, они попали как раз на время высокой воды. Среди торчавших из воды утесов особенно выделялся один: в двух полетах стрелы возвышался толстенный каменный столб высотой с четырехэтажный дом. Вокруг столба вился спиральный уступ, очень похожий на дело человеческих рук, а в массивном основании столба, среди пенных брызг, виднелся обросший водорослями странный прямоугольник с поперечинами, который сильно смахивал на громадную дверь, хотя ответить на вопрос, куда она могла вести и кто ею пользовался, было затруднительно.

В конце концов, поскольку ответов на их вопросы и быть не могло, как не было вокруг ни дичи, ни пресной воды, друзья спустились к Внутреннему морю и вернулись на «Черный казначей», хотя всякий раз, когда им приходилось вбивать в скалу крюк, они опасались, что вся стена может обрушиться….

– Осторожно! Скалы! – Крик Фафхрда вырвал Мышелова из задумчивости и в мгновение ока как будто сбросил его с верхушки кремовой скальной стены к ее подводному подножию. Прямо перед ним каким-то непостижимым образом из серого водяного потолка туннеля торчали вниз три узкие каменные глыбы. Вздрогнув, Мышелов последовал примеру Фафхрда и пригнул голову, проходя под ними, а когда посмотрел вперед, то увидел, что скалы вторгаются в туннель со всех сторон и чуть дальше он превращается

просто в проход, проделанный в твердой скале. Свет, пробивавшийся сквозь воду, остался позади, но зато усилилась фосфоресценция, излучаемая морскими организмами, живущими в подводной пещере; особенно ярко светились разноцветными огоньками гребешки, глаза и щупальца умирающих рыб и всяких ползучих гадов.

Мышелов догадался, что теперь они проходят под скальной стеной, на которую забирались накануне, а туннель ведет куда-то под Крайнее море, бурливое и пенное. У него больше не было гнетущего ощущения, что на него давит весь океан и что все это не обошлось без таинственной магии. Однако мысль о том, что если колодец, воздушный шатер и туннель обрушатся, и огромные массы воды, устремившись в каменный коридор, поглотят их, показалась Мышелову еще менее привлекательной. У него было ощущение, что застигни их катастрофа под водяной крышей, он еще мог бы попытаться выплыть наверх и даже вытащить своего корпулентного друга. Но здесь они были просто в ловушке.

Правда, туннель поднимался вверх, но для Мышелова недостаточно круто. Более того, если он выйдет на поверхность, то попадет прямо в бушующие волны, которыми они любовались накануне. Впрочем, Мышелову было трудно выбирать между желаниями и даже вообще иметь какие-либо желания. Гнетущее чувство неизбежной опасности дошло в нем до наивысшей точки, и, чтобы хоть как-то с ним справиться, он принялся вспоминать самую развеселую таверну в Ланкмаре – залитое светом факелов большое подвальное помещение, вино течет рекой, звенят кружки и монеты, все истошно вопят, клубятся опиумные дымки, обнаженные девицы изгибаются в сладострастных танцах….

– Мышелов!

Драматический шепот Фафхрда и его большая ладонь остановили бредущего Мышелова, и тот никак не мог взять в толк: то ли его мысли вернулись назад под Крайнее море, то ли воображение сыграло с ним еще один эскапистский трюк.

Друзья стояли у входа в просторный подводный грот, уступами поднимавшийся к слабо различимому потолку, с которого серебристым туманом струился свет, раза в три интенсивнее лунного. Как и в туннеле, там пахло морем, было полно издыхающих рыб, морских змей и маленьких осьминогов: крошечные и громадные моллюски прилепились к стенам между серебристо-зелеными драпировками из водорослей, а многочисленные ниши, круглые темные проходы и даже поднимавшийся террасами пол были, по крайней мере частично, результатом действия быстрой воды и твердого песка.

Серебристое туманное свечение распространялось не равномерно, а сосредоточивалось, кружась и волнуясь, на трех террасах. Первая из них находилась прямо напротив входа в туннель. На ней располагался огромный каменный стол, с боков которого свисали водоросли, а ножки были облеплены ракушками. На одном его конце стояла вместительная золотая чаша и рядом два золотых кубка.

По обе стороны первой террасы поднимались кверху ступени разной высоты, пропадавшие в грозной черноте. А позади этой черноты находились вторая и третья террасы, которым оказывал такую благосклонность серебристый свет. Та из них, что находилась справа – со стороны Фафхрда, если можно так выразиться, поскольку он стоял по правую руку от выхода из туннеля, – имела стены и сводчатый потолок из перламутра и напоминала гигантскую раковину; ее всхолмленный пол жемчужного цвета наводил на мысль о груде атласных подушек. Терраса со стороны Мышелова располагалась несколько ниже, все ее стены были словно завещаны гобеленами из бурых водорослей, которые свешивались до пола широкими зубчатыми полосами. Между этими двумя террасами ступени разной высоты уходили вверх и пропадали во мраке.

Изменчивые тени, колыхания, странные отблески свидетельствовали о том, что во всех трех зонах мрака, возможно, кто-то был; что же до трех террас, то здесь в этом и сомнений не возникало. На террасе со стороны Фафхрда стояла высокая, очень красивая женщина: ее золотистые волосы поднимались вверх толстыми спиралями, напоминавшими раковины, платье из золотой рыбачьей сети плотно облегало ее зеленоватое тело. Между пальцами у нее виднелись зеленоватые перепонки, на шее – едва заметные рубцы, очень похожие на жабры.