Мечи в тумане
Шрифт:
Сунув бочонок под мышку – многие пьяницы обладают странной бережливостью и цепляются за вещи, особенно если в них может содержаться спиртное, – Фафхрд двинулся вслед за Мышеловом, который нырнул в ближайшую арку, потом приплясывая появился снова и обвел Фафхрда вокруг бурлящей конгрегации.
Строго говоря, это было не слишком душеспасительное зрелище – громадный бог идет спотыкаясь за юрким серым демоном и пытается схватить кружку с пивом, которая все время от него ускользает, – однако ланкмарцы тут же придумали на сей счет две дюжины аллегорий, несколько из которых попали впоследствии в ученые манускрипты.
На второй раз Иссек и маленький серый демон
В Ланкмаре полно всяких извилистых переулков, и особенно ими богат район улицы Богов; некоторые из них темными и окольными путями доходят даже до доков.
Но иссекианцы – как старые, так и новообращенные – даже не принимали во внимание столь мирские пути, когда размышляли об исчезновении их бога. У богов свои способы перемещения во времени и пространстве, а неожиданные и необъяснимые исчезновения – просто свойство их натуры. Короткие повторные появления – вот все, на что человек может надеяться со стороны бога, драма жизни которого на земле уже сыграна; и в самом деле: ничего хорошего, если он никак не уходит, затягивая свое второе пришествие – слишком большая нагрузка на нервы.
Как и следовало ожидать, толпа удостоившихся лицезреть Иссека расходилась неохотно: людям нужно было слишком много сказать друг другу, слишком о многом поразмышлять и, разумеется, поспорить.
Чуть позже люди вспомнили о кощунственном нападении Кватча и Виггина на бога и отомстили им, хотя некоторые склонны были считать инцидент составной частью все той же аллегории. Оба молодчика получили изрядную выволочку и были рады, что остались после нее живы.
Труп Грилли был без лишних церемоний брошен на утреннюю покойницкую телегу. На этом его история и закончилась.
Бвадрес, придя в чувство, обнаружил, что над ним заботливо склонился Пульг – эти два человека в основном и определили всю последующую историю иссекианства.
Вкратце она такова. Пульг сделался, если можно так выразиться, великим визирем Иссека и неустанно трудился к его вящей славе, как знак своей должности постоянно нося на груди сотворенную богом золотую эмблему священного кувшина. После своего обращения, он не оставил и прежнего ремесла, как могли бы ожидать моралисты, а стал заниматься им с еще большим рвением, чем прежде, безжалостно вымогая деньги у служителей всех других богов и нещадно их притесняя. На самом взлете иссекианства у этого бога было в Ланкмаре пять больших храмов, множество часовен и громадное число священнослужителей, лишь номинально руководимых Бвадресом, поскольку тот стал снова впадать в старческий маразм.
Под руководством Пульга иссекианство процветало ровно три года. Однако когда из неосторожного и невразумительного бормотания Бвадреса стало известно, что Пульг под видом вымогательства не только ведет священную войну против остальных богов в Ланкмаре, имея своей целью изгнать их из города, а по возможности и из всего мира, но и вынашивает темные планы относительно того, чтобы свергнуть истинных богов Ланкмара или хотя бы заставить их признать превосходство Иссека, – словом, когда об этом стало известно, участь иссекианства была решена. В третью годовщину второго пришествия Иссека ночь выдалась зловещая и крайне туманная; все здравомыслящие ланкмарцы сидят, как правило, в такие ночи дома у очагов. Примерно в полночь по всему городу стали раздаваться жуткие вопли и жалобный вой, а также треск ломающегося дерева и грохот разламываемой каменной кладки – причем, как дрожащими
Наутро обнаружилось, что все пять храмов Иссека пусты и осквернены, все часовни разрушены, а многочисленное священство, включая верховного жреца и честолюбивого великого визиря, совершенно непонятным образом пропало все до единого человека.
Вернувшись ровно на три года назад, мы смогли бы увидеть, как Серый Мышелов и Фафхрд перебираются на заре из утлой лодчонки на борт черного одномачтовика, пришвартованного у Большого Мола, который выдается далеко во Внутреннее море близ устья реки Хлал. Прежде чем взойти на судно, Фафхрд передал бочонок Иссека бесстрастному и желтолицему Урфу, после чего с нескрываемым удовольствием затопил лодчонку.
После пробежки вслед за Мышеловом через весь город и непродолжительной, но крайне интенсивной гребли (сидя на веслах, почти полностью обнаженный Северянин очень напоминал галерного раба), голова у Фафхрда окончательно прояснилась от винных паров и теперь зверски трещала. Мышелов тоже чувствовал себя не лучшим образом – после месяцев ничегонеделания и обжорства он был в неважной форме.
Тем не менее оба героя помогли Урфу поднять якорь и поставить парус. Вскоре дувший им в правый борт ветер уже нес их в открытое море. Пока Урф суетился вокруг Фафхрда, заворачивая его в толстый плащ, Мышелов подошел в полутьме к бочонку Иссека, полный решимости завладеть его содержимым, прежде чем Фафхрда как человека религиозного и к тому же благородного Северянина начнут одолевать всякие дурацкие сомнения, в результате которых он может даже выбросить бочонок за борт.
Поскольку было еще довольно темно, Мышелов пошарил рукой по верхнему донышку в поисках прорези для монет и, не обнаружив таковой, перевернул тяжелый приятной тяжестью сосуд, набитый так плотно, что ни одна монетка в нем даже не звякнула. С другой стороны тоже не оказалось никакой прорези, однако было что-то вроде выжженной ланкмарскими иероглифами надписи. Но поскольку света для чтения явно не хватало, а Фафхрд уже приближался к бочонку, Мышелов схватил подвернувшийся ему под руку тяжелый топор и вонзил его в дерево.
В воздух взметнулся фонтан жидкости с резким, но очень знакомым запахом. Бочонок был наполнен бренди – до самых краев, так что даже не булькал.
Чуть позже друзья прочли выжженную надпись. Она была весьма лаконичной: «Дорогой Пульг! Утопи свое горе. Башарат».
Теперь все стало понятно: накануне днем вымогателю номер два представилась прекрасная возможность осуществить подмену – улица Богов пустынна, Бвадрес спит чуть ли не наркотическим сном после необычно плотного рыбного обеда, Фафхрд ушел с поста, чтобы попьянствовать с Мышеловом.
– Ничего удивительного, что вчера вечером Башарата не было, – задумчиво проговорил Мышелов.
Фафхрд стал предлагать выбросить бочонок за борт, и не из-за разочарования, терзавшего его из-за потери добычи, а исключительно из отвращения к его содержимому, однако Мышелов велел Урфу закупорить бочонок и убрать куда-нибудь: он знал, что отвращение такого рода скоро пройдет. Фафхрд, однако, вырвал у него обещание, что огненная жидкость будет использована только в случае непосредственной опасности для поджога неприятельских кораблей.