Мечников. Избранник бога
Шрифт:
Глава 1
— Нет, я против, чтобы он здесь находился! — кричал Илья Синицын, тыкая пальцем в Сеченова. — Он пришёл мешать нашему производству!
— Даже в уме такого не было! — принялся оправдываться Иван Михайлович.
— Всё равно, господин Сеченов, я бы попросил вас… — встрял в общий шум-гам Щеблетов.
— Так, всем тихо! — прокричал я.
Наступила тишина, которую нарушало только эхо моего голоса.
— Илья Андреевич, Александр Анатольевич, — обратился я к коллегам. — Займитесь сортировкой вещества и ждите моих дальнейших указаний.
Я жестом позвал за собой Сеченова, мы прошли в другой конец завода, где он не мог обнаружить каких-либо наших тайн. Там располагался небольшой кабинет, в котором раньше, судя по всему, обитал бывший директор завода.
Как только Сеченов прошёл за мной, я тут же запер дверь и рухнул на свободный стул.
— Не стойте, — сказал я. — Садитесь, Иван Михайлович. Разговор явно будет непростой.
— Ещё бы! — тяжело вздохнув, ответил он и присел напротив меня. — Мы ведь шлифовали формулу несколько недель. Честно скажу, я так увлёкся созданием этого антидепрессанта, что и вовсе забыл об остальной работе.
— Понимаю, я тоже раздосадован, — ответил я. — Но сдаваться мы не можем. Особенно, если учесть, что Павлов…
Я выдержал паузу. А стоит ли раскрывать Сеченову, что я тоже — один из избранников богов медицины? Мы оба дали клятву лекаря, но оба об этом молчим. Хотя, думаю, что скрывать это не имеет смысла. Особенно если учесть, что появился третий игрок, который разом пресёк нашу с Сеченовым общую работу.
— Послушайте, Алексей Александрович, — перебил меня Сеченов. — Считаю необходимым это сказать. Понимаете, меня ведь этот антидепрессант особо и не волнует, если уж на то пошло. Да, обидно. Но обидно мне больше по другой причине. Не потому, что я потерял патент.
— А из-за чего же тогда? — поинтересовался я.
— Если честно, я расстроен, что прервалась единственная наша совместная работа, — произнёс он. — Я ведь… Ох… Поймите, я ведь во все эти новаторские гонки ввязался из-за вас.
Вот это откровение! Да у меня скоро все «рецепторы удивления» в мозге сгорят от перегрузки. Сначала два антибиотика, потом статья про Павлова, а теперь ещё и Сеченов решил признаться в том, что всё это время скрывал.
— Я спокойно занимался лекарским делом у себя в Санкт-Петербурге. Пока вы не запатентовали свои первые изобретения. Как только я узнал об этом, сразу же понял — вот! Вот — человек, на которого я должен равняться. Признаться, мне было жутко скучно. Но вся эта «игра» с нашей конкуренцией сильно меня завлекла. Я сам от себя не ожидал, что способен на такие свершения. Мы с вами за какие-то два месяца уже перевернули весь лекарский мир. Вернее, начали его переворачивать… Простите мою многословность. Я лишь хотел сказать, что приехал сюда, потому что восхищался вами.
До чего же иронично вышло… А ведь я сам восхищался Сеченовым как исторической фигурой. И поэтому я подсознательно верил, что он не станет вставлять мне палки в колёса. Может, он и не является точной копией великого врача из моего мира, но всё же честь ему не чужда.
— Что ж, Иван, — произнёс я. — Не станете возражать, если мы перейдём на «ты»,
— Не против, Алексей, — помотал головой он. — Так будет удобнее.
— Полагаю, раз уж все карты раскрыты, не имеет смысла скрывать друг от друга и самую главную тайну? — произнёс я.
— Это ты о чём? — не понял Сеченов. Или притворился, что не понял.
— Я знаю, что ты тоже дал клятву лекаря. И я знаю, кто из троицы богов тебя избрал, — прямо сказал я. — Подалирий. Я ведь прав?
Сеченов побледнел.
— Откуда… Как ты узнал? И что значит — «тоже» дал клятву лекаря? У тебя имеется трактат Асклепия? Такой же, как у меня? — принялся тараторить Сеченов.
Та-а-ак. А он, оказывается, обо мне ничего не знал. Ну да ладно, если я хочу осуществить созревший в моей голове план, мне в любом случае придётся признаться ему. Так что я всё сделал правильно.
Интересно только, почему ему ничего обо мне не известно? Неужто Подалирий ему ничего не рассказал? Мне-то Гигея всё про всех растрепала!
— Что ж, очевидно, я тебе сейчас раскрыл глаза, — усмехнулся я. — Так, значит, Подалирий тебе вообще ничего не сообщал?
— Да он общается со мной не языком, а… Какими-то видениями! — воскликнул Сеченов. — Я и думать не мог, что где-то рядом со мной есть ещё один такой же лекарь!
Либо Подалирий ленится, либо Гигея слишком часто лезет в мои дела. Одно из двух.
— До чего же ты удивишься, если я скажу, что этот Павлов — такой же, как и мы, — сказал я. — Его покровителем является Махаон — последний из троицы богов.
Сеченов шумно выдохнул, откинулся на спинку кресла и задрал голову назад. Видимо, хотел, чтобы туда прилило побольше крови.
— Погоди-ка… — нахмурился он, чуть не уронив свои очки. — А почему ты всё время называешь их троицей? Их ведь гораздо больше.
— Я понимаю, что богов много, но речь сейчас идёт именно о лекарских владыках, — уточнил я.
— Ну? — кивнул Сеченов. — Я о том и говорю. Их ведь семеро. Семь детей Асклепия.
Приехали… А вот об этом Гигея умолчала. Хотя, возможно, это я её неправильно понял. Она говорила, что лекарские боги избрали трёх человек. Возможно, остальные четверо просто не смогли пока найти достойных. Или достойные пока что не решились дать клятву.
— Ладно, о богах побеседуем в другой раз, — перевёл тему я. — Раз уж судьба свела нас здесь, в Хопёрске, предлагаю не заканчивать на этом совместную работу. Мы столько сил вложили в создание этого антидепрессанта, а Владимир Харитонович Павлов помножил все наши труды на ноль. Надо бы дать ему достойный ответ!
Кстати… Если это тот Павлов, о котором я думаю, странно, что у него другие имя и отчество. Наш-то был Иван Петрович. Хотя… Чему я удивляюсь? Я ведь тоже не Илья Ильич Мечников. Видимо, фамилии те же, стремление к развитию медицины схоже, но отличия всё же имеются.
С другой стороны, чем тут удивляться? Мир-то другой. Тут магия половину истории перелопатила. И это я ещё даже не изучал местные книги, описывающие прошлое Российской Империи и мира в целом. Не удивлюсь, если выяснится, что Романовы отобрали престол у Рюриковичей в какой-нибудь магической войне.