Мечом раздвину рубежи
Шрифт:
— Великий князь, но что для тебя их предостережения? Разве за ними ты явился к священному источнику, разве с духами воды желал общения? Вняв просьбам волхва, с тобой говорили боги, позволив тебе заглянуть в свое завтра. В то завтра, которое неизбежно и неотвратимо, ибо предрешено самим тобой, и к коему ты, невзирая ни на что, придешь, вопреки собственным сомнениям и чужим предостережениям. Именно поэтому и погибли князья Аскольд, Дир, Олег, знавшие заранее о часе своей смерти. Они понимали, что боги дозволили им увидеть то, что неминуемо свершится, как бы они тому не противились. В своих видениях боги являют человеку уже уготованную ему судьбу, а не предлагают сделать выбор из нескольких возможных дорог жизни. То, что пожелали явить нам у Перунова источника боги, обязательно свершится,
Игорь отчетливо видел сидевшего рядом Микулу, хорошо понимал каждое его слово, однако ему казалось, что он слышит голос не сотника, а жены. Как схоже было то, что говорила вчера Ольга, а сейчас Микула! Женщина и простой воин не только убеждены, что поход необходим, но и твердо верят в его благополучный исход. Так неужели у него, мужчины и великого князя, только что существовали сомнения в успехе замысленного похода? Не было такого! Просто он, помня предостережение духов воды, желал до конца разобраться в нем! Точно так, как до конца разобрался и постиг сокровенные причины, заставлявшие Ольгу и Микулу столь горячо выступать в защиту похода.
Кем была сегодня Ольга, непригодная для тяжких княжьих дел, однако непомерно тщеславная женщина? Женой великого князя, ничем не подтвердившего ни друзьям, ни врагам, что он достоин своего высокого положения. Но если его имя будет неотделимо связано с победным походом и вокруг него воссияет слава, отсветы ее неминуемо падут и на великую княгиню, теша ее самолюбие и возвеличивая в глазах окружающих. Разве существует для нее возможность достигнуть подобного положения самой? Нет, а потому ее безвестность или величие зависят целиком от деяний мужа, великого князя.
Кем являлся сейчас Микула? Простым сотником. Правда, храбрым, умелым, поднаторевшим в воинских делах на воде и суше, но таких сотников лишь в великокняжеской дружине десятки. Сколько лет понадобится ему, чтобы заслужить гривну тысяцкого в мирное время? Пять, десять, еще больше? Зато насколько сократится сей срок, пребывай Микула в походе рядом с великим князем, когда каждый его подвиг окажется у того на виду! Вот отчего сотник, невзирая ни на какие предостережения, так рвется в поход.
Но разве поход нужен только Ольге и Микуле? Разве ему не суждено сыграть важнейшей роли и в судьбе самого Игоря? Что может быть более зримым и весомым для его признания истинным князем-воителем, чем победоносный поход, сравнимый по тяготам и результатам с походами его прославленных предшественников, князей Аскольда, Дира, Олега? Ничто! Поэтому он не имеет права ни на какие сомнения — походу быть, быть, быть!
Игорь вскочил с пня, начал быстро ходить перед Микулой.
— Сотник, когда ты обещал быть дома?
— Я сказал, что ухожу по княжьему делу и вернусь, когда исполню его.
— Тебе суждено возвратиться домой не скоро. Потому что после нашего разговора тебя проводят к хазарскому купцу Исааку, караван которого выступит из Киева с восходом солнца. У него уже собраны прибывшие с тобой воины-по-рубежники, которые под твоим началом усилят охрану каравана. Твой конь, оружие, доспехи при них, Людмила предупреждена о твоем отъезде. Вместе с Исааком ты попадешь в стольный град Хазарии, где купец сведет тебя с нужными для нашего дела людьми. Там, в Итиле, тебе надлежит ждать прибытия моих дружин.
Игорь остановился напротив Микулы, всмотрелся в его лицо. Оно сохраняло спокойствие, в глазах не было заметно ничего похожего на удивление или любопытство.
— Но не просто ждать, а заниматься крайне важным для Руси делом, — продолжал Игорь, не дождавшись вопросов Микулы. — Как недавний сотник-порубежник, не догадываешься, каким?
— Догадываюсь, великий князь. Но, поскольку могу ошибиться, жду, когда об этом скажешь ты.
— Если каган не пожелает пропустить нас на Хвалынское море через свои земли, я ударю на Хазарию. Для этого мне надобно знать, сколько и каких войск может мне противостоять, где они располагаются, как укреплен Итиль-град и коим образом его легче захватить… Ежели каган позволит нам пройти на море, тебе нужно отыскать сведущих людей, могущих указать не только явные,
— Да, великий князь.
— Тогда поспешим к десятскому, который проведет тебя к Исааку.
Олег и Рогдай были уже в двух десятках шагов от Роксаны. О чем-то оживленно переговариваясь, они шли рядом посреди улицы, время от времени скрываясь в клубах пыли, поднятой скачущими к великокняжескому терему всадниками. Роксана с детства росла вместе с ними, считала их такими же близкими и дорогими, как единственного брата Микулу, однако сейчас смотрела только на Олега.
Да и как было не смотреть на него! Высокий, широкоплечий, с голубыми, как вода Славутича, глазами, светлыми, слегка вьющимися у висков волосами, он разительно отличался от Микулы и Рогдая. Имевший предками поколения викингов-свионов(Свиония — Швеция.) и лишь мать — славянку, Олег, как и его старший брат Вальдс, мало что унаследовал от нее, полностью сохранив на берегах Днепра все характерные черты мужчин своей далекой северной родины. Именно его своеобразие и непохожесть на окружавших Роксану людей заставили ее выделить Олега из круга сверстников. Спокойный, немногословный, слегка медлительный, хорошо знавший себе цену и сразу возводивший границу между собой и тем, кого считал по каким-то причинам ниже себя, он привлек ее внимание еще в детстве.
Как раз непомерные гордость и честолюбие объясняли, отчего Олег из многих известных ему девушек, сестер и знакомых его соратников по дружине выделил и поддерживал дружеские отношения только с Роксаной. Сын викинга-гирдмана(Гирдман — опытный, заслуженный воин.), командира десятка воинов, он вначале почитал за честь знакомство с Роксаной, дочерью уважаемого самим князем Олегом сотника, павшего под стенами Царьграда. Затем, найдя приют в доме воеводы Свенельда, который обращался с ним как с родным сыном, он тем не менее не прервал дружбы с Роксаной. Он скоро понял, что приемный отец больше расположен к его брату Вальдсу, и, наслышанный от Свенельда о закулисной жизни великокняжеского окружения, решил, что ему благоразумнее искать покровительства князя Игоря, который рано или поздно станет великим князем.
Хотя теперь, как приемный сын воеводы Свенельда, Олег мог иметь друзей и подруг в боярской и воеводской среде, дружба с Роксаной нужна была ему по-прежнему: брат Роксаны и его товарищ по детским играм Микула стал любимцем князя Игоря. Сообразительность, физическая сила, смелость в бою, а пуще всего тесная дружба с находившимся неотлучно при Игоре Микулой помогли Олегу попасть в поле зрения князя. Честно и самоотверженно служа князю Игорю, побратавшись на полях сражений с Микулой и другим товарищем детства, ныне тоже любимцем Игоря, Рогдаем, Олег одновременно с ними стал десятским, затем сотником в дружине Игоря. Сейчас, будучи другом-побратимом Микулы и, значит, защитником и покровителем его младшей сестры, Олег никогда не забывал о своей новой обязанности. Благодаря этому Роксана оказалась единственной девушкой, с которой общался красавец сотник, ибо другие его не интересов вали нисколько — все мысли и поступки Олега были связаны только с бранными делами.
Роксана поправила выбившиеся из-под шлема волосы, легкими, быстрыми движениями пригладила взъерошенные порывами днепровского ветра брови. Решительно шагнула из переулка, где поджидала Олега и Рогдая, наперерез им.
— День добрый, — приветствовала она друзей. — Как, вы еще в Киеве? — притворно удивилась она, пристраиваясь сбоку Олега и подлаживаясь под его шаг. — Думала, что вас, как Микулу, великий князь отправил по своим делам.
— Отправил? Куда? Зачем? — спросил Олег, ревниво воспринимавший любой знак доверия или благорасположения, проявленный великим князем к Микуле или Рогдаю, его друзьям-соперникам.