Мечта империи

Алферова Марианна Владимировна

Он замолчал. Фабия тоже молчала. Вот почему, сколько ни старалась, она так и не смогла написать библион о Траяне Деции. Потому что победа при Абритте – одна воля богов. То, что нельзя облечь в слова, что не имеет плоти.

Когда гений вновь заговорил, в его голосе не было гнева, но лишь усталость:

– А теперь абсурдная надпись в книге может все уничтожить. Прекрасное здание, простоявшее две тысячи лет, рухнет.

Его усталый тон произвел впечатление куда большее, чем крик и безумный гнев.

– Надпись сделала моя внучка Летиция, – неожиданно для себя призналась Фабия.

– Так пусть она немедленно

сотрет ее! – Гений тут же воспрянул с силами.

– Невозможно. Я не знаю, где она. В день, когда она написала роковую фразу, девочку сбила машина. Летицию срочно доставили в Рим, в Эсквилинскую больницу, но и там ей не смогли помочь. Тогда ее мать обратилась к гладиатору и купила клеймо. И гладиатор выиграл…

– Подожди! – гений вскочил. – О чем ты говоришь?! Девчонку пытались убить после того, как она написала эту фразу?

– В день аварии я нашла книгу раскрытой на странице с графитовой надписью. Я пыталась стереть фразу, но не смогла.

Гений заметался по комнате. Платиновое сияние, до этого едва заметное, вспыхнуло неожиданно ярко. Фабия невольно отстранилась. Показалось, что сейчас таблин охватит пламя. Но опасалась она напрасно: сияние гения – холодный огонь, не способный ничего сжечь.

– Почему ты не рассказала все раньше? – спросил наконец гений.

– Я боялась за девочку. И я… я… пыталась сказать тебе об этом. Я специально принялась за библион о Траяне Деции, чтобы ты явился. Надеялась, что ты все поймешь сам.

– Что я мог понять, скажи на милость?! Сочинительство! Выдумка! Фикция! В твоих словах не было ни грана опасности. Каждый год с десяток сочинителей изображают падение Рима, а он по-прежнему стоит несокрушимый. А сколько фильмов поставлено о гибели Империи! А тут какая-то девчонка написала одну-единственную фразу. И началось. У этой девчонки пророческий дар. Кто она? Откуда? Кто ее отец?

– Про отца я ничего не знаю. Какой-то мерзавец изнасиловал мою дочь на берегу ручья и удрал. Мы не стали обращаться к вигилам, не желая огласки. Когда Сервилия поняла, что беременна, решила не делать аборт и оставить ребенка. Потом она вышла замуж, и ее муж удочерил девочку. Теперь моя дочь носит имя Сервилии Кар. Ты должен был слышать это имя.

Гений нахмурился.

– Не обращал внимания, – сказал он сухо. – А ручей… Что это за ручей? Ну… где все произошло? Не тот ли, что вьется вокруг холма?

– Ну да, тот самый… Но откуда… – Фабия не договорила.

– Так это была она! – прошептал гений. – Я принял ее за Нимфу ручья. Между нами, гениями, и младшими божествами такое часто случается. А Сервилия была так похожа на Нимфу, просто копия… О Боги, что ж я наделал… Мое знание передалось девчонке и…

Он не договорил – Фабия ударила его по лицу.

– Ах ты, отброс арены! Что ты сделал с моей дочерью!

Гений даже не пытался прикрыть лицо от нового удара. Прежде Фабия была уверена, что убьет насильника, если узнает, кто он. И вот – узнала. Он сам явился к ней в дом, сидел, развалясь, в кресле, вел милые беседы. И диктовал – О, боги! – диктовал ее собственную книгу!

Фабия опустила руку. Гнева не было. Из глаз хлынули слезы.

А гений… оправдывался. Путано, торопливо, униженно. Как оправдывался бы на его месте уличенный смертный. Ведь Сервилия была как две капли воды похожа на богиню ручья и купалась в ручье нагая. Нимфы всегда убегают, изображая целомудрие. Это их ритуал. Но если Нимфа не хочет любви, она превратится в ручеек. Эта Нимфа не пожелала меняться, и сохранила женский облик. И совсем не сопротивлялась. А потом, после Венериных утех там, на берегу, она поцеловала гения на прощание. Страстно поцеловала.

– Хочешь сказать, что она лгала на счет изнасилования?

– Ну, в общем-то… да… – он запнулся. – Я был… хм… настойчив. Но, клянусь, я не был груб. Слово гения. Я говорил ей: «Не надо убегать, моя Нимфа, от меня никуда не денешься». Ведь я – гений Империи, воплощение власти. Разве мне может кто-то противиться? Но я бы никогда не стал преследовать смертную. Откуда мне было знать, что Сервилия так похожа на Нимфу… – он замолчал.

Фабия чувствовала себя старой и глупой. Сервилия столько лет врала ей, твердя об изнасиловании. На самом деле она переспала с первым встречным. Может быть, она даже знала, что ее любовник – гений, и ей это льстило. Развратная тварь! Она так ловко строила из себя невинную жертву!

– Кто знал, что Летиция – твоя дочь?

– Ну, если я и сам не ведал…

– Ты-то здесь при чем? – зло огрызнулась Фабия.

Гений Империи задумался.

– Да… они могли знать… гений Сервилии и гений самой Летиции. И рассказать другим.

– Ну, так сделай что-нибудь, дорогой зятек! Иначе твои собратья убьют мою девочку!

Гений шагнул к окну. Платиновое сияние вспыхнуло ярче. Но прежде чем улететь, он обернулся и проговорил:

– Если девочка умрет прежде, чем сотрет свою надпись, наш мир рухнет. И никто не сможет его спасти. Даже боги. – Он еще немного помедлил, прежде чем взмыть в небо. – И последний совет: найми охранников, минимум человек пять. Заплати щедро. Чтобы их никто не мог перекупить.

«Какой практичный гений», – подумала Фабия.

Да и трудно было ожидать другого от гения Империи – государства солдат, торговцев и юристов.

V

Его смерть продолжалась две минуты. Покинув распростертое тело на дороге, Элий рванулся вверх, в синее небо, где легкое кружево облаков все время меняло свой узор. Он мчался вверх и вверх, будто боялся куда-то не успеть. Когда же наконец остановился и глянул вниз, то вместо обычного летнего пейзажа, виноградников, садов и дубовых рощ, увидел контуры полуострова, омываемого синими водами морей. Светло-зеленые поля и темно-изумрудные рощи казались отсюда лишь квадратиками, подернутыми синей дымкой. Он удивился тому, что может дышать на подобной высоте, а потом вспомнил, что дыхание ему больше ни к чему, и он умер. Вернее, тело его умерло, а сам он пребывает здесь.

– Элий! – окликнул его кто-то.

Существо, окруженное платиновым сиянием, мчалось к нему. От существа вместе с сиянием исходила тревога – Элий чувствовал ее так же отчетливо, как его тело прежде ощущало жар солнечных лучей в полдень. Еще один гений, но прежде Элий никогда его не видел. Неведомый летун не принадлежал ни одному из гладиаторов. Дух Элия хотел умчаться быстрее ветра – ибо сейчас он мог мчаться быстрее ветра – но крик гения заставил его остановиться. В оклике не было угрозы или ненависти, но лишь просьба. И даже мольба. Странно, что гений обращался таким тоном к человеку. Вернее, к его душе.