Мечта империи
Шрифт:
– Но ведь ты сам сказал, что это не Икел! – запротестовал Вер.
– Ты хочешь, чтобы обвинили Элия?
Вер отрицательно покачала головой:
– Но я не хочу, чтобы на Икела валили то, что он не совершал.
– Это обвинение с Икела потом снимут. Как только мы установим настоящего убийцу.
Он так уверен, что откроет тайну и найдет ответ. Но с некоторых пор Веру стало казаться, что ни на один вопрос нельзя найти ответа. Ответов просто нет. Все – тайна. Весь мир и каждый человек. Как «Нереида».
Сердце Вера забилось, зовя неведомо куда.
– Что тебе известно о специальной когорте «Нереида»? – задал свой вопрос Вер.
– Это имеет отношение к нашему расследованию? – насторожился Проб.
– Это
Проб нахмурился. Его изощренный мозг пытался с ходу решить предложенную задачу, и не мог. Привыкший сплетать немыслимые узоры из обрывочных фактов, Проб попытался связать вместе все эти имена, найти объяснение, но ничего не получалось. Нитей не было как таковых. Была одна загадка, голая, как яйцо. Загадочное яйцо перекатывалось в мозгу Марка Проба. Ниточку, хоть малейшею ниточку, клочок… Проб почти умоляюще взглянул на Вера. Тот понял его взгляд, но лишь пожал плечами – у него самого не было ответа. Но кое-что он узнал. Марк Проб тоже не получил посмертной маски погибшего отца.
Глава III
Третий день ожидания Меркурьевых игр в Антиохии
«Сообщение об убийстве Цезаря повергло Рим в шок».
«Никто не может объяснить, в чем загадка побед Чингисхана. Варвары с легкостью сметают с карты мира целые царства. Второй консул выразил беспокойство в связи с передвижением войск в непосредственной близости с границами Готского царства – союзника Рима».
126
16 июля.
Было еще темно, но предрассветный ветерок, на мгновение принесший прохладу, зашелестел листвой деревьев в перистиле. Значит, день все-таки наступит. И зеленый свет сменится оранжевым. Плохо… Руфин и сам не знал, что плохо. Яркий слепящий свет, волна духоты, или вообще жизнь. Нестерпимая боль в висках мешала думать. Руфину казалось, что еще немного, и голова его лопнет. Но это его не пугало. Тогда можно будет просто сидеть и смотреть на картину. Мысли мешались, Руфин не мог уследить за ними. Только мысль о картине зацепилась прочно. Она вклинивалась в каждую крошечную пустяшную мыслишку, как огромный паук, высасывала смысл из каждой фразы. Она пыталась вместить все мысли в одну, как Рим вмещает в себя весь мир.
Вернулся Марк Проб. Его голос звучал откуда-то издалека. И сам центурион стоял где-то на другом конце Рима. Но Руфин почему-то видел его крошечное личико с кровавым разрезом рта, слышал голос… Голос вигила звучал столь пронзительно, что Августу хотелось зажать уши.
О чем говорит Проб? Элия нет в Риме? Кто-то другой убил Цезаря? Разве это имеет значение? Александр мертв – вот единственная значимая величина… все остальное – прах…
«Убрать Элия… Надо убрать Элия…» – прозвучал в мозгу Руфина голос префекта претория. И сам префект неожиданно выскочил в перистиль, сделал неприличный жест и исчез.
О боги! Руфин дал согласие на убийство. Он пожертвовал Элием ради Цезаря. Но Элий ускользнул, а его дорогой мальчик погиб. Боги посмеялись над Руфином. Посмеялись над человеком, который осмелился желать, не зная, как осуществить желание. Руфин боялся думать дальше. Мертвенным воздухом Аида пахнуло в лицо. Воздух Аида… Аид… Там все краски мертвенно-зеленого
Руфин сдавил пальцами виски. Голова разрывалась от боли. Сейчас она лопнет, и все окрасится драгоценным пурпуром. Весь мир.
Элий мчался по горному серпантину, рискуя каждую минуту слететь с дороги. Он вообще плохо водил машину, а сейчас управлял ею каким-то чудом. Вернее, казалось, что машина управляет собою сама – тормозит, где надо, и сама, умненькая, набирает скорость. Огни фар то и дело выхватывали белые столбики ограждения, стволы деревьев, крутые склоны.
Очутившись в долине Пада [127] , Элий вздохнул с облегчением. Мимо проплыл указатель на Медиолан [128] , а затем – на Кремону. И тут сенатор сбился с дороги. Наверное, он на минуту заснул за рулем и пропустил нужный поворот. Элий пытался определить дорогу по карте, повернул назад и окончательно заплутал. Вновь свернул… И тут заметил странный блик на ветровом стекле. Мгновенная едва приметная вспышка… Негладиатор не обратил бы на нее внимание. Но Элий сразу понял, в чем дело: произошло мгновенное изменение ауры. Его вело чье-то исполненное желание. Чье желание? И куда? Если неведомый враг или друг не хочет встречи с Макцием Пробом, значит, Элий никогда не попадет в Кремону. Но Элий не привык сдаваться. Он остановил машину у обочины и стал ждать. Наверняка чье-нибудь авто затормозит, и тогда он узнает дорогу. Так и вышло. Через несколько мгновений рядом с ним остановилась крошечная, похожая на жучка «бига» [129] . Незадачливому путешественнику объяснили все подробно, нарисовали на карте маршрут. Элий проскочил Кремону, надо было поворачивать назад.
127
Пад – река По.
128
Медиолан – Милан.
129
Бига – упряжка из двух лошадей. Здесь – двухместный автомобиль.
С Альп сползла грозовая туча и разразилась кратким ливнем. Элий сбросил скорость. Машина едва плелась.
На рассвете, полностью обессиленный, он остановился возле бензоколонки, будто чужой голос отчетливо шепнул на ухо: «Здесь». И Элий свернул с дороги. Заправил машину. Но ехать дальше не мог. Он чувствовал, что у него жар. С каждой минутой ему становилось хуже. Он зашел в маленькую таверну и уселся на отрытой террасе под полосатым тентом. Прозрачный воздух пьянил. Окружающий пейзаж казался неправдоподобным в своей красоте. Мир был чудовищно прекрасен. Зелень, отмытая дождем, сверкала. Мысли в голове путались. Элий подумал, что может отсюда позвонить сенатору Пробу. Подошел к автомату, стал набирать номер и забыл его на половине. Вспомнил какой-то другой, набрал… тот был занят. Он даже не знал, кому звонит. Швырнул трубку. Он постоянно думал о Марции. Но думал вот так – «Марция». И все… Продолжить не мог. Потому что дальше пульсировала одна боль. Он взял в таверне чашку кофе, но смог сделать лишь пару глотков – его замутило.