Мечта империи
Шрифт:
Цезарь проспал часа два или три в перистиле. Когда открыл глаза, было совсем темно. В углах перистиля горели матовые светильники. Цезарю почудилось, что в ближайшем углу кто-то стоит. Ну да, человек. При свете фонаря можно различить полу тоги и широкую пурпурную полосу.
– Кто здесь? – спросил Цезарь дрожащим голосом.
Человек направился к ложу, демонстративно хромая. Элий? Или не он? Цезарю почудилось, что сенатор сделался ниже ростом. Лица было не разглядеть: накинутая на голову пола тоги скрывала его капюшоном.
– Элий, ты станешь Цезарем! – воскликнул Александр
Гость не отвечал.
О боги, как Александр всегда завидовал Элию! Его внешности, его умению держаться. Его ловкости, когда тот был гладиатором. Потом, когда Элий лежал на арене, а вокруг него, набухая, все расширялся круг красного песка, как Цезарь завидовал тогда умирающему гладиатору! Александр мечтал о такой смерти – мгновенной, героической, почти ненастоящей. Но Элий не умер. Он оставил арену и занял место в курии. И тогда Александр стал завидовать ему еще больше – он зачитывался речами Элия в сенате, как другие зачитываются библионами Фабии или Макрина. Александр вновь что-то залепетал о своем плане.
Элий молчал.
Цезаря охватила дрожь. Неужели сенатор пришел его убить?! Александр хотел вскочить с ложа, но ужас обездвижил его. В руке незваного гостя что-то мелькнуло. Не меч – слишком коротко для меча. И не кинжал – массивное лезвие. Человек в сенаторской тоге схватил Цезаря за шиворот, а другой рукой нанес удар. Юноше показалось, что его разорвало пополам. Цезарь согнулся и повис на руке убийцы. Внутри него что-то булькало и хрипело, как в сломанном механизме.
– На по… – выдохнул он, но рот переполнился чем-то теплым, соленым, он попытался выплюнуть, но изо рта струей хлынула кровь.
Лишь в последний момент он разглядел лицо убийцы. То был не Элий. Бессердечные боги не даровали Цезарю последней радости – умереть от руки мстителя.
Он погибал от руки подонка.
Курций размотал бинты и снял с головы Вера парик.
– Ну и каково находиться в шкуре сенатора? – поинтересовался центурион.
– В чужой шкуре всегда плохо. И долго мы здесь пробудем?
– Ты приманка для волка, о котором я тебе говорил. Так что сидеть тебе здесь, пока волк не появится.
В дома царила гулкая тишина. Еще совсем недавно здесь жили двое счастливых людей, влюбленных друг в друга. А теперь…
Курций бесцеремонно осматривал спальню сенатора. В отличие от прочих покоев, спальня выглядела почти аскетично. Старинные фрески украшали стены. На столике старинный телефонный аппарат из бронзы и слоновой кости. На узком деревянном ложе Элия не было даже белья, никто не ждал его возвращения.
Вер был уверен – Элию не понравится это вторжение.
– Какое странное совпадение… – прошептал Вер. – Я, ты, Элий, Корнелий Икел… Мы вновь сошлись.
– О чем ты?
– Моя мать и старший брат Элия Тиберий служили в специальной когорте «Нереида» Второго Парфянского легиона. И погибли в один день. А ты, седой комар, остался жив. Ты должен мне и Элию по жизни, запомни это.
Курций перестал рыться в шкафу и повернулся к Веру:
– Ах, вот оно что… То-то я заметил, что тебя трясет, едва услышишь слово «Нереида». Но ты обратился не по адресу, парень. Твой должник – Корнелий Икел. А я в то время валялся в больнице.
Вер и сам подозревал, что Курций ничего не сможет ему рассказать. Но все равно он был разочарован. Сердце Вера билось как сумасшедшее. «Нереида»… «Нереида»… «Нереида»… – звучало в ушах с каждым ударом.
– Я спущусь вниз, – сказал Вер.
– Только не зажигай свет, – предупредил Курций. – Пусть думают, что добыча легка.
– А ты прекрати рыться в вещах Элия, – посоветовал в свою очередь Вер.
– Ищу что-нибудь, что может натолкнуть на след насильника.
– В спальне Элия? Ты рехнулся! – оскорбился Вер за друга.
– Пятна спермы и пятна крови можно найти в самых неожиданных местах. И не надо щепетильничать – римские вигилы все здесь перерыли до меня.
И Курций вернулся к своему занятию. У старого вигила был песий нюх, он отыскивал следы там, где их не могло быть априори. И находил. Вот и сейчас на нижней полке в шкафу под стопкой одежды обнаружил старую папку, о которой и сам владелец наверняка позабыл. Ничего ценного в папке не было, кроме нескольких старых фотографий и одной пожелтелой бумаги. Но эта бумага заинтересовала Курция.
С наступлением темноты выла собака. Заунывно и без перерыва. Пожилой толстый вигил вытер платком взмокший лоб и, тяжело вздохнув, вышел из здания железнодорожной станции. Ночь была тихой и душной, даже фонтан возле святилища Меркурия журчал как будто с неохотой. От жары звезды казались каплями пота, выступившими на черной коже небосклона. Одна капля-звезда, не удержавшись, покатилась вниз, за ней другая. А собака продолжала выть.
Вигил спустился по истертым мраморным ступеням и направился к полосе кустов, что тянулись вдоль насыпи. Белое пятно электрического света прыгало по кустам лавровых роз, усыпанных красными цветами. Дорожка, мощеная камнем, в темноте казалась ослепительно белой, неземной. Потусторонней.
«Дорога ведет прямо в Аид», – подумал вигил, и не ошибся.
Человек лежал поперек дорожки, выпростав одну руку и поджав другую. По тому, как распласталось тело на камнях, вигил понял, что человек мертв. Толстяк, кряхтя, склонился над мертвецом, луч фонарика метнулся из стороны в сторону, отыскивая голову. Не сразу вигил сообразил, что влажно блестящий черный бугор и есть человеческое лицо. Вигил помянул Орка, присел на корточки и тронул руку лежащего – не для того, чтобы определить, жив ли тот или мертв, но лишь затем, чтобы хоть что-то узнать об умершем – молод он или стар, горожанин, или житель соседней деревни. Судя по ладони, человек был стариком и горожанином. Вигил поискал на поясе убитого кошелек. Кошелька не нашел. Ограбление? Но тут же заметил на запястье золотой браслет. Нет. Кто-то хотел, чтобы подумали на ограбление. Убийство (теперь вигил уже не сомневался, что это было убийство) произошло из-за чего-то другого.