Мечта
Шрифт:
— Так как называть тебя? — спрашивает.
— Нина, говорю, а сама кончики туфель разглядываю.
Он меня на вечер танцев позвал в училище и пригласительный дал. Дома событие. Идти или не идти обсуждают. Отец говорит: рано, а мать — пусть идет. Мне на то время только восемнадцать исполнилось, а сестре пятнадцать.
Наряжали всей семьей. Туфли самые лучшие, платье шелковое — юбка-клеш. Волосы завила и пошла. Иду, душа в пятках. Что там, как, не представляю даже.
Вот подхожу, а там толпа девчонок, с пригласительными и без. Все красивые такие, нарядные. Смотрю, а мой Сергей с КПП выглядывает.
— Нина, —
За плечи меня взял и повел, как девушку свою, а я иду — его разглядываю. А красивый он — глаз отвести не могу. И что он во мне нашел? — думаю, а сама рада, вот знаешь, как рада! Бабушка смахнула непрошеную слезу, я слушала ее раскрыв рот. А она продолжала:
— Мы танцевали. Весь вечер танцевали и только смотрели глаза в глаза. Он даже курить с товарищами не пошел. И не говорили совсем, только смотрели друг на друга. Но вечер кончился, и пора возвращаться домой. Вот тут он и спросил, как найти меня можно, и фамилию мою, и адрес. А потом пришел, через неделю сам пришел. С мамой поздоровался, с отцом, все честь по чести. Мне букет цветов подарил. Рассказал, что отец полковник в Москве, мать учительница. Вежливый такой. Вот встречаться стали. Как увольнительная — так он ко мне. Даже в самоволку сбегал. Раз было ночью стучит в окно: выходи, говорит.
Я из окна и выскочила. Ох и целовались мы тогда! Как целовались! А потом спрашивает, пойду за него или нет. Через день пришел к отцу руки моей просить. Мы встречались тогда меньше года. Отец меня благословил. Расписались быстро, в тот же день.
Вот так женой я стала. Он там в казарме, а я у родителей. Приходил раз два в неделю, вот и все счастье. Но я не жаловалась, любила его, очень любила. Летом на каникулы поехали в Москву с родителями знакомиться. Я уже тогда маму твою ждала.
Волновалась я! Как примут?! Кто его знает, чего они, москвичи, хотят. Вот волновалась не зря. Пришли мы, звонит он в квартиру. Женщина открывает, маленькая такая, сухонькая, замученная какая-то. Увидела нас, слезы на глазах появились.
— Как я ждала тебя, Сереженька… — плачет, целует его.
— Мама, ну что ты? — он ее почти поднял над полом. — Мама, я не один, я с женой.
— Как же? — она растерялась совсем. — Проходите, как звать тебя, дочка?
— Нина, — говорю, — а я так переживала…
— Ничего, не бойся, я Виктора подготовлю. Пойдем, познакомимся. Устали с дороги, есть, небось, хотите.
Она хлопотала на кухне и все подкладывала сыну добавки, и все причитала, как ей тяжело без него. А он улыбался и смотрел на нее так ласково. Мы подружились с Марией Сергеевной до вечера. Я прониклась к ней, а она обращалась ко мне только — дочка. Чудная женщина была: добрая, душевная, ласковая. А у моего Сережи была ее улыбка.
Отец показался мне угрюмым. Пришел вечером, в форме, весь такой настоящий полковник. Жена на него глаза поднять боится. Познакомились мы, и он на сына как зыркнет. А мой Сереженька говорит: мой выбор, кого люблю — на той и женился. Я стал тем, кем ты хотел, а с кем мне жить, выбирать мне. Отец больше слова не сказал, но мне всегда было неуютно в его присутствии.
В то время Сережа первый раз показал мне Москву. Мы целыми днями гуляли, разговаривали. Он много знал, перечитал кучу книг, и вообще, был таким умным. Я терялась и расстраивалась, мне казалось, что он не может любить такую дурочку как я, а он любил, и я его безумно любила.
Он водил по музеям и театрам. На концерты всякие, я тогда и предположить не могла, что он вовсе не собирался быть военным. Он хотел быть историком, как мама. Он вообще очень любил свою маму. Отец настоял на военном училище. А учитывая Сережины габариты и физическую подготовку, они выбрали десантные войска. Вообще, Машенька, твой дед был мягким и добрым человеком, очень внимательным и душевным.
Но лето пролетело, и ему надо было возвращаться — последний курс. А потом распределение. Мама его просила мужа вернуть сына в Москву, внуков она хотела и семью. А он считал, что протежировать сына — последнее дело. Я сама слышала, как Мария Сергеевна его бездушным деспотом называла. А мне было все равно куда, лишь бы с моим Сережей ехать.
В конце ноября родилась Галя. Только Сережу ко мне не отпустили. Первый раз дочку увидел, когда ей месяц исполнился — на учениях был. Я знаю, как ему было трудно, и как он домой к нам рвался. Но что поделать?!
Мария Сергеевна, как я родила, приехала, пару месяцев со мной была, помогала. И мы с ней вообще как родные стали. Я ее только мамой называла. А она все про Сережу рассказывала, как рос, что любил, с кем дружил. Как она сама за лейтенанта вышла, как родила единственного сына, как боготворила его всю жизнь, как пыталась уберечь от судьбы потомственного военного.
Но… вставало огромное Но, в виде ее собственного мужа. Я понимала, что она не счастлива с ним, но уж больно ему нужна. А мой свекор был военным до мозга костей. И сына она отстоять не смогла. Хотя желала ему, такому умному и способному, совсем другой судьбы. Но, слава богу, войны нет и не предвидится, так что все ничего. Она всегда поможет и, куда бы мы не поехали, она с нами. При этом о существовании мужа, который вот-вот должен был получить генеральские погоны, она и не вспоминала.
Через два месяца, в конце января, приехал генерал. Внучку одобрил, но посетовал, что не пацан. А побыл неделю, и сам уехал, и жену увез.
Так и жили — я с Галкой крутилась, Сережа учился, приходил раз в неделю. Генерал помогал деньгами. Мария Сергеевна писала письма и слала посылки, то по почте, а то с оказией.
Галке полгода было, когда по месту распределения поехали. Я была рада. Не дыра совсем, все-таки город Плоцк. Дали нам комнату в общежитии. И зажили мы, как все семьи военнослужащих живут.
Мы к Новому году готовились, Галке год. Елку наряжали, живую. Игрушки свекровь из Москвы привезла, конфеты. Меню составляли. Отец его обещался… —
Бабушка замолчала и вытерла рукавом слезы.
— Я с рынка вернулась, мяса купила. Готовить собиралась, а дома Сережа. Удивилась. 23 декабря, среди дня. А он говорит:
— Я попрощаться, Нина. Хорошо, что мама у нас. Хоть всех своих любимых женщин увидеть смог, хоть поцелую напоследок.
Я говорю:
— Случилось что? Ты надолго?
— Не знаю, Ниночка. Дочку береги. Я так сына еще хотел… — Обнял нас Марией Сергеевной и ушел.
А потом узнали, что война! Даже не наша, чужая… А Сережа-то мой, не их!