Мечтатель
Шрифт:
Впрочем, настоящий массаракш творился с моей соратницей.
Картина маслом: крупно трясущиеся, испачканные тёмным руки, бегающий взгляд глаз, широко распахнутые зрачки в которых едва сократились даже после моего появления с форслайтом наперевес… и как апофеоз — тёмная, слишком густая для крови дрянь, стекающая со вскрывшихся шрамов. Та же самая, в которой Кимара измазала ладони.
Дрянь пахла кровью, но слабо. Куда сильнее она воняла металлом и болотной гнилью.
Как оказалось, в критической ситуации я порой соображаю куда быстрее, чем в обычном состоянии. Да и сонная одурь с меня слетела так, что не только полулитровая кружка турецкого кофе — живительный электрошок, и тот позавидует.
— Смой! — тихий, но жёсткий приказ прямо на ухо. — Бегучая вода должна помочь!
Кимара дёрнулась. Опустила руки в воду. Дёрнулась ещё раз, уже от холода. И принялась умываться, сперва слабо отфыркиваясь, но по мере прогресса в умывании начиная всхлипывать. Задыхаясь, дрожа, обливаясь почти по-зимнему холодной водой, дрожа ещё сильнее…
А я только и мог, что обнимать её, поддерживая и хоть немного согревая живым теплом тела. Казалось страшно нечестным, что мои промокшие колени и босые ноги ощущают холод. Что я вообще могу ощущать что-то, кроме растерянности, опаски и настороженности. Особенно когда Кимара, перестав плескаться, обхватила себя руками, согнулась и захныкала. Очень по-детски. Я попытался посмотреть, что творится с её лицом, но добился лишь того, что она закрылась руками и свернулась в дрожащий клубок.
Мысленно отвесив себе пинка, я потянулся к ней целительной магией. И понял, что ничего не понимаю. Однако смысла в бездействии всё равно не просматривалось. Так что я утихомирил боль, что возвещала о наличии ежемесячных женских проблем, затем принудительно расслабил закаменевшие мышцы, привёл в норму, насколько мог, нервное возбуждение… и снова подхватил на руки дрожащую от холода женщину. Нам обоим требовалось согреться, причём срочно.
…благословенна будь магия! И втройне благословенна материальная алхимия, при помощи которой глинтвейн можно сымпровизировать буквально за пару минут. Первые глотки Кимара, без малого целиком укрытая тёплой зимней шкурой чимига, сделала машинально — но стоило почти горячему, сладкому, содержащему алкоголь питью достичь желудка, как её взгляд стал гораздо более осмысленным и гораздо менее пустым. Поймав мой встречный изучающий взгляд, Плеть дёрнулась было в запоздалом стремлении прикрыть лицо, но тут же поджала губы и нарочно повернулась так, чтобы я видел всё как можно лучше.
Доволен?
«Если честно, то нет. Не понимаю, что… случилось. Шрамы выглядят почти как обычно, разве что оттенок чуть поярче… но ведь та пакость не могла просто пригрезиться! Или могла?»
Немного посверлив меня взглядом, она длинно выдохнула, зажмурилась и в пару глотков осушила кружку. После чего, не открывая глаз, протянула её мне:
Ещё!
«Пожалуй, после… такого добавка действительно не помешает. Сейчас сделаю…»
Я сделал ещё две порции глинтвейна, не обидев и себя. И наконец-то ощутил, как всё это внезапное ночное безумие меня отпускает.
Танцевал в очаге, куда я сразу по возвращении под крышу подбросил дров, живой огонь — вполне обычный, не магический; прочные, лично мною сработанные ставни не впускали в зал холод и тьму. Босые ступни, наконец-то отогревшиеся, начало покалывать возвращающееся тепло. В общем, всё просто зашибись как здорово…
Ну да, как же.
«Ты помнишь, что тебе снилось?»
Молчание. И внешнее, и внутреннее. Успокаивая, я, похоже, перестарался.
«Можешь хотя бы предположить, что случилось?»
Молчание.
— Я хочу помочь.
— А я не хочу, чтобы мне помогали. Ясно?
— Нет. Мне не ясно.
— Отскочил на……. Добродей…… тебя оглоблей в….
Ровный голос дико диссонировал со смыслом. Доселе Кимара, даже раздражённая по самое не балуй, к тяжёлому мату не прибегала ни разу.
«Бздюма лысого я отскочу, дорогуша. Фиг дождёшься, не мечтай!»
В меня упёрся её раскалённый взгляд, а сразу следом полетела опустевшая кружка. И ещё что-то, похожее на смесь дымной струи с длинным плевком. С траектории полёта кружки я успел уклониться, заодно тормозя сосуд форспушем и пытаясь поймать в него дымный плевок.
Не поймал. Но порадовался, что додумался уклониться. Потому как плевок пробил дыру в днище кружки, оставил дыру в стене и улетел дальше. Хорошо ещё, что до бассейна на крыше не добрался, а то могло получиться… мокро.
Сказать, что я был слегка шокирован — ничего не сказать.
Взяв из воздуха кружку, дыра в которой продолжала осыпаться мелкой, почти невидимой пылью по краям, я вернул её метательнице днищем вверх и сказал, нервно хихикнув:
— Не бойся, Плеть. Мы ещё сделаем из тебя боевого мага!
И снова хихикнул, глядя, какими глазами Кимара таращится на кружку.
К сожалению, выполнить обещание про боевого мага оказалось куда сложнее, чем дать его. Да и вообще взять происходящее под контроль, хоть какой-нибудь. Понятия не имею, какими могли быть последствия, если бы не попытки обуздания «порчи»; того, что прорывалось, невзирая на эти попытки, всё равно оставалось… слишком.
Во-первых, тёмная вонючая гадость продолжала временами течь из шрамов, сделавшихся какими-то, ети их конём, стигматами. Хотя бы раз за ночь — непременно. Хорошо ещё, что бегучая вода неплохо помогала от этого, заставляя шрамы закрываться. И вдвойне хорошо, что после первого раза реакция «на просачивание гадости» притупилась. Что у Кимары, что у меня.
Во-вторых, характер девушки изгадился окончательно. Обет молчания помогал всё хуже, тренировки до изнеможения — тоже. Тем более, что во время этих клятых тренировок она начала сбиваться. Это она-то! При выполнении годы назад затверженных форм и связок! Разумеется, это не улучшало её самоконтроль. Да, уж, совсем не улучшало. Некоторое облегчение давало лишь молчаливое и исступленное избиение деревьев. Словно приступы, честное слово.
По завершении очередного приступа я молча исцелял разбитые в кровь кулаки, и на несколько часов сидящий в Кимаре демон утихал. Но чем дальше, тем чаще требовалась подобная «разрядка». К тому же за два дня до окончания срока испытания во время очередного избиения очередной сосны разрушительная сила снова нашла выход, и кровь, что обагрила кору, начала разъедать плоть дерева, словно кислота.
А в-третьих, в тот же день ближе к вечеру нас с Плетью застукал Лараг. Ну… что сказать. Нам и без того неоправданно долго везло…
— Вот, значит, какие указания выдал тебе Керм. М-да-а-а… Забавненько, гнилого трупа ему в полюбовнички и архидемона в зятья.
Голова кружилась и звенела. Во рту и горле ощущалась едкая и кислая вонь рвоты.
«Я… не смог?»
— Верно, дорогой куратор. Ты не смог. Хотя я бы не сказал, что от недостатка старания.
Чужие руки и что-то ещё, совместно, вздёрнули его в сидячее положение, вызвав новую волну тошноты. Впрочем, недомогание быстро пошло на убыль. А вот головокружение, напротив, стало ещё сильнее. Если бы не руки, придерживающие его — не удержался бы, упал обратно.