Мечтательница
Шрифт:
Селин очень хотелось сказать ему, что, может быть, она никогда больше не будет «в порядке». Вместо этого она только покачала головой и повернулась, чтобы бросить прощальный взгляд на город.
Новый Орлеан раскинулся на берегу реки, прижавшись к ней, словно любовник. Просторная Оружейная площадь, где прогуливаются парочки и веселятся по выходным семейные горожане и где вешают осужденных. Рынок, где продавец по имени Марсель раскладывал на лотке свои овощи. Лабиринт улочек и аллей, который ей так хорошо знаком. Дворы, фонтаны, громыхание телег и карет вперемешку с криками возниц. В жилах этого города текла та же кровь,
Высокие корабельные мачты, заполнившие всю территорию порта, напоминали лес, состоящий из деревьев, сбросивших листву. Упаковочные клети и бочки, сундуки и повозки – всему этому необходимо было найти место в доках. Потные мускулистые силачи с кожей цвета самого темного черного дерева катили огромные бочки и тяжелые кипы хлопка, тащили другие грузы по деревянной пристани. Полные, хорошо одетые купцы торговались с капитанами судов по поводу цен на перевозку их товаров. Смуглая женщина с огненно-рыжим шиньоном, намотанным поверх ее собственных волос, пробиралась сквозь толпу, удерживая на голове огромную плетеную корзину-поднос.
Селин не могла себе представить, что сможет полюбить какое-нибудь место на земле так, как она любила Новый Орлеан. Она готова была оставить Кордеро Моро в одиночестве, отказаться от поездки и бегом броситься назад, в маленький домик на улице Сент-Энн. Ей так хотелось узнать, позаботился ли кто-нибудь о теле Персы! Мысль о том, что ее любимая опекунша лежит сейчас закоченевшая и никому не нужная после смерти была совершенно невыносима. Селин хотелось кричать от боли, но приходилось молча выносить эту пытку. Ведь она пыталась ускользнуть из города, словно крыса, которая прячется на борту корабля среди тюков и прочих грузов.
Корд коснулся ее руки в тот момент, когда она была совершенно беззащитна и очень уязвима. Ее мысли настолько заполнились горькими картинами и печальными звуками прошлого, что она не удержала своего «защитного покрова». Их руки соприкоснулись, кожа к коже, и Селин почувствовала, как на нее наваливается дурнота. Голова закружилась, ладони покрылись липким потом, в глазах сначала потемнело, а потом внезапно образы из прошлого, словно увиденные глазами Кордеро, замелькали в ее сознании.
Новый Орлеан много лет тому назад. На улицах гораздо меньше народа, чем сейчас. Но на причале бурлит жизнь. Толпа вокруг него то уменьшается, то увеличивается вновь. Рядом стоят Фостер и Эдвард. Они чего-то ждут. Появляется Генри Моро. Он и сопровождающие его четыре черных как ночь негра направляются прямо к Корду. Лицо деда сурово и неподвижно. В его глазах светится непреклонная решимость.
Ужас зарождается в самой глубине сердца Корда. Тревога. Одиночество. Ожидание. Потери и предательство. Полное отчаяние, которое только усиливает страх. Душу захлестывает водоворот этих переживаний.
Даже когда Кордеро отпустил ее руку, в глубине души Селин все продолжало содрогаться от отчаяния, которое проникло в нее за эти короткие мгновения. Она внимательно посмотрела на него, стараясь уловить в глазах тень глубоко затаившейся боли, которую он когда-то испытал, боли, которая со временем скрылась под маской цинизма и холодной отчужденности.
На сей раз, когда он снова положил ладонь ей на спину,
– Похоже, ты действительно заболела, – сказал Корд.
– Нет. Просто мне немного грустно. Я буду скучать по этому городу.
– Я считал, что ты с отцом совсем недавно приехала из Бостона.
Селин вздохнула, слишком подавленная, чтобы спорить. К тому же, пока еще рано было вдаваться в объяснения.
– Как мы разместимся?
– У нас две каюты на корме.
– С окнами, – добавил Фостер.
Давно поднявшиеся на борт слуги до сих пор отдавали указания грузчикам, которые затаскивали на корабль сундуки и ящики, теперь же они присоединились к Корду и Селин.
– С окнами? – В голосе Эдварда отчетливо слышался испуг. – А что если они дадут течь? Если вода во время шторма начнет просачиваться через них? – Он нахмурился так, что его брови сошлись на переносице.
Ни Кордеро, ни Фостер даже не попытались его успокоить.
«Две каюты». Селин вновь начала с беспокойством обдумывать то, что так угнетало ее некоторое время назад: как избежать интимной близости с Кордеро во время этого путешествия. Отныне ей придется рассчитывать только на свою сообразительность. А может быть, ей удастся раздобыть что-нибудь из того, что Перса использовала для приготовления снотворных снадобий. От этих мыслей ей стало немного легче. Вся компания направилась к пассажирским каютам, в которых путешествуют те, кто может позволить себе роскошь оплатить наиболее комфортные условия плавания.
Во время своего плавания к берегам Америки из Англии она проводила большую часть дня, бегая по палубе с остальными детьми эмигрантов. Многочисленные пассажиры толпились на нижней палубе четвертого класса, спали на узких открытых койках, напоминающих ряды полок в кладовой, вынуждены были готовить пищу, есть, рожать, испражняться и даже умирать, как это случилось с ее матерью, на глазах у всех, в невообразимой тесноте, на крохотном пятачке, где и повернуться-то было невозможно. В лучшие дни их обед состоял из солонины. Селин вспомнила, как сначала мать, а потом Перса давали ей горсточку изюма в те дни, когда они получали немного муки, сала и сушеного винограда, чтобы приготовить некое подобие пудинга.
Как только они с Кордом вышли на корму, где располагались каюты первого класса, Селин поняла, что на сей раз ее путешествие будет во всем отличаться от предыдущего плавания. Они пересекли салон – просторное помещение, в центре которого стоял большой обеденный стол. Кордеро подошел к одной из выходящих в этот зал дверей, распахнул ее и сделал шаг в сторону, чтобы пропустить жену.
Селин вошла в тесную каюту, которая больше всего напоминала, пожалуй, солидный стенной шкаф. Двери и стены были обиты деревянными панелями и натерты до блеска. Взгляд девушки быстро нашел кровать, притиснутую к стене каюты. На ней с трудом могли поместиться два человека, но занимала она большую часть каморки. Сундук Джеммы О’Харли уже доставили, он стоял между двумя другими сундуками, один из которых был немного больше, а второй немного меньше. Селин указала на два сундука: