Мечтавший о солнце. Письма 1883–1890 годов
Шрифт:
Вот из-за чего я еще не послал тебе 6-й рисунок пером: настаивая, чтобы ты время от времени показывал мои работы, я впредь точно так же буду показывать кое-что из своего Раппарду, поскольку он знает многих людей, и тот рисунок был тогда у Р., а я должен был получить его обратно, но он все еще у него вместе с двумя другими рисунками пером «Зимний сад».
Ну а насчет живописного этюда я уже черкнул тебе в прошлом письме – я был слишком обескуражен, чтобы посылать его, ведь если ты ничего не находишь в рисунках из Дренте, то и этот, полагаю, тебе не понравится. Кажется,
На этот месяц у меня уже были следующие рисунки: «Зимний сад», «Подстриженные березы», «Тополиная аллея» и «Зимородок», которые я в противном случае послал бы тебе в апреле.
Дорогой Тео,
я слишком долго откладывал ответ на твое последнее письмо, и ты увидишь, что из этого вышло. Позволь начать с того, что я благодарен тебе за письмо и за приложенные 200 франков. Затем сообщаю, что как раз сегодня почти закончил приводить в порядок просторную новую мастерскую, которую арендовал. Две комнаты – большая и маленькая – смежные. Из-за этого я и был так занят последние две недели. Я верю, что работать здесь будет гораздо приятнее, чем дома в комнатке. И надеюсь, что, увидев это, ты одобришь порядок, который я навел.
Впрочем, в последнее время я усердно продолжал писать большого «Ткача», о котором недавно говорил, а также приступил к полотну с башенкой, которую ты знаешь.
Для меня очень важно то, что ты пишешь о Салоне. Я очень порадовался сказанному тобой о Пюви де Шаванне – тому, что ты видишь его творчество именно так, – и полностью согласен с тобой в оценке его таланта.
Что касается колористов – у меня, в конце концов, все так же, как у тебя, – я могу углубиться в Пюви де Шаванна, и все-таки, несмотря на это, перед пейзажем с коровами Мауве и картинами Израэльса я почувствовал бы то же самое, что чувствуешь ты.
Что же касается моего собственного колорита, то в моих работах, выполненных здесь, ты найдешь не серебристые, а скорее коричневые тона (битум, например, и бистр) – не сомневаюсь, кое-кто был бы недоволен. Но ты сам увидишь, что получилось, когда приедешь. Я был так занят живописью, что за последнее время не сделал ни одного рисунка.
Раппард сообщил, что приедет в конце этой недели, и меня это очень радует. Кроме того, как я себе представляю, в этом году он пробудет здесь чуть дольше.
Он привезет с собой несколько моих рисунков, которые я сразу отправлю тебе.
Может быть – через некоторое время, – я и сам соглашусь с тобой, что благодаря прошлогодним изменениям мое положение выправилось и эти изменения были к лучшему.
И все-таки мне всегда будет грустно, ведь я должен был отказаться от того, что в то время хотел продолжить.
С мамой, по-моему, все хорошо, вчера она со своей тележкой побывала в моей новой мастерской. Ходит она лучше, однако старость заметно мешает ее успехам в этом деле, все улучшается, но не так быстро, как можно было бы подумать.
В последнее время я стал ладить со здешними людьми лучше, чем вначале, что для меня очень ценно, ведь человеку порой совершенно необходимо отвлечься, а когда чувствуешь себя слишком одиноким, всегда страдает работа. Но возможно, к этому нужно быть готовым, такое не продолжается вечно.
Но я все-таки не падаю духом, мне кажется, в Нюэнене люди вообще лучше, чем в Эттене или Хелворте: здесь больше искренности, – по крайней мере, так мне кажется сейчас, по прошествии какого-то времени. В своих делах все руководствуются воззрениями пастора, это правда, но так, что я, без всяких сомнений, уже немного приспосабливаюсь к этому. Что до Брабанта, о котором мечталось, – реальность иногда подходит к нему очень близко.
Мой первоначальный план обосноваться в Брабанте не удался, но, должен признать, он снова очень привлекает меня. Однако, зная, как рушатся такие вещи, нужно посмотреть, не станет ли это лишь иллюзией. Во всяком случае, пока у меня достаточно дела. У меня снова есть место, где можно работать с моделью.
А сколько это продлится, загадывать нельзя.
Теперь откланяюсь; Салон, безусловно, принесет тебе много хлопот, но вместе с тем это будет интересное время.
Еще раз спасибо за присланное; впрочем, мне это было нужно и из-за тех самых изменений. Надеюсь, ты согласишься с этим, когда увидишь, как я все устроил.
Прощай, жму тебе руку.
Приветы от всех домашних, они спрашивают, не напишешь ли ты им. Папа был в Бреде, тетя Берта поправилась, и повязку сняли.
Дорогой Тео,
думаю, в прошлом письме я уже писал тебе, что, кроме той женщины с прялкой, хотел бы начать еще большую мужскую фигуру. Посылаю тебе ее набросочек. Возможно, ты вспомнишь два этюда, которые при тебе уже были в мастерской, в том же ракурсе.
С огромным удовольствием читал «Старых мастеров» Фромантена. Я снова обнаружил, что в разных местах этой книги затрагиваются вопросы, которые в последнее время очень занимают и меня, – вообще-то, я постоянно думаю о них с тех пор, как в последний раз побывал в Гааге и мне передали слова Израэльса о том, что нужно начинать в нижней цветовой гамме и дать светиться относительно темным цветам. Короче говоря, выражать светлое через сопоставление с темным. Наперед знаю, что ты скажешь о «слишком черном», но я еще не вполне убежден, что, если сейчас говорить о чем-то одном, серое небо всегда ДОЛЖНО быть написано в локальном тоне. Так делает Мауве, но так не делает Рёйсдаль, не делает Дюпре. А Коро и Добиньи???
Рисунок в письме 450
Ну, как с пейзажем, так и с фигурой: я имею в виду, что Израэльс пишет белую стену совершенно иначе, чем Реньо или Фортуни. А следовательно, фигура на ее фоне выглядит иначе.
Когда ты произносишь множество новых имен, мне это не всегда понятно – я не видел их работ, ни одной. Как я понял из того, что ты говорил об «импрессионизме», это не то, что я думал, но мне все еще не вполне ясно, что под этим следует понимать.