Мечты и кошмар
Шрифт:
Я подчеркиваю: все явления жизни. Поэтому и задача аполитизма только повредила собранию: было искусственно обойдено многое, с чем необходимо считаться, необходимо брать именно в луче религиозного прожектора. Не о политике в узкоспециальном смысле я говорю: какие же «спецы» — писатели! Они на это и не претендуют, признавая разделение труда. Но не забудем: ведь ныне и все самые широкие вопросы — о России, о свободе, о власти, о большевиках, об эмиграции, — тоже отошли в ведение спецов от политики.
Получился абсурд: с одной стороны, участники собрания, как бы признав права
Ничего не вышло из компромисса. И политикам не угодили, и своих взглядов до конца не установили и не определили.
Нет. От участников такого собрания надо требовать откровенного бесстрашия. Или религия а все, и тогда беседуйте с аудиторией о ней же, отвлеченно и возвышенно, или религия — жизнь, и тогда нельзя скользить лучом ее прожектора мимо данной действительности.
«Мы не правые и не левые, — говорили ораторы. — Мы зовем к игнорированию правых и левых».
Между тем факт разделения на правых и левых (прошу извинить эти надоевшие и неточные слова, беру какие есть) — факт не случайный. Он глубже, чем мы привыкли считать его. Внешне проявляясь в обыденности, в чисто политических спорах между партиями и группировками, он тут не начинается и не кончается. В голой политике он не замкнут. Вопрос о правом и левом — принадлежит к числу так называемых «вечных» вопросов. Пояснения не входят в мою задачу, но если я скажу кратко, что это — вечная борьба двух воль («свобода для всех» — «свобода только для себя») — остальное понятно будет историку и метафизику равно. Как же сегодняшнее отражение этой борьбы может остаться вне луча религиозного прожектора?
«Мы не правые, не левые… Будьте непримиримыми. Не думайте ни о чем, не желайте России ни свободной, ни несвободной (лишь бы не большевистской), не помогайте ни правым, ни левым, все ошибаются, все плохи. Спокойно пережидайте здесь, пока не кончатся большевики».
Такая неопределенная проповедь пассивного выжидания всегда окажется бессильной, реально, перед другой проповедью, активности: не ждите, забудьте большевиков, возвращайтесь в Россию. Ну, станете рабами в рабской России, — что за беда! Зато Россия. — А, может, кто-нибудь из вас и недурно устроится.
Эта проповедь соблазнительна, ибо демагогична, играет на инстинктах, на усталости от бездомовья, а сущность ее прикрыта. Есть, впрочем, и неприкрытая. Молодой студент, известный монархист, сказал недавно в кружке молодежи: «Я, конечно, не «правый» и не «левый». Я совершенно согласен, что красная армия — наша национальная армия и согласен с Пешехоновым, что надо ехать работать в Россию».
У здешней молодежи, той, еще искренно нейтральной, есть песенка:
Забудьте все. Да будет Россия!Песенка о двух концах. Не ее ли повторяют примиренцы, зовущие свободных под иго неограниченного произвола, — «только бы Россия»? Но не предлагают ли и непримиримые «забыть все», не думать ни о свободе, ни о несвободе, —
Непримиримые могут упорствовать в своих ошибках (религиозных), могут и далее уклоняться от выбора между двумя коренными линиями, но пусть не обманывают себя: выбор все равно будет сделан ими же самими, хотя помимо их воли; и не казаться будут собрания такими или другими, а действительно примут один из уклонов, как первое приняло — правый.
Выбор сознательный — обязанность перед собой и перед аудиторией, а вовсе не перед какими-нибудь данными представителями данных направлений. Хороши или худы эти реальные представители — вопрос сторонний. Если худы, не верны своей линии — пусть их критикуют. Если кто-нибудь под знаменем «свободы для всех» действует ради «свободы и власти себе», а другой напротив, говорит о «буржуазном порядке», и против «социализма», будучи народником («демократом») — пусть это вскрывается… под лучом того же религиозного прожектора. Очертанья всего должны быть четки и чисты; и очертанья «политики», конечно, — в том не специальном смысле, которая одна писателям и подлежит.
Два слова об участнике собрания, не писателе — Карташеве. Критик, доказывая «правизну» собрания, пользуется, между прочим, и Карташевым: не держится ли он определенно правого политического направления?
Не споря о Карташеве, как доказательстве, не входя сейчас в его направление — я хочу подойти к нему с особой стороны. Ведь я говорю о собрании «под религиозным знаком».
И отмечаю: когда выступает Карташев под этим знаком — он с беспощадностью библейского пророка громит всех политиков, всякую политику, особенно же специальную, и тех, кто занимается этой презренной «кухней». Он пламенно зовет отказаться от «корыта» и правого, и левого. Ораторский талант делает из него огненного пророка… аполитичности.
Но прямо с «религиозной» эстрады Карташев отправляется на эту самую политическую «кухню», где, по его же словам, работа поглощает большую часть его времени.
Из этого приходится сделать вывод, что взгляд Карташева на религию приближается к взгляду критика «П. Н.». Не смешивайте небесное с земным, просит критик, — и Карташев не смешивает. Со стороны левых политиков было бы логичнее бороться с Карташевым на чисто политической арене (если они считают его серьезным противником), а на религиозные его выступления не обращать внимания или даже их приветствовать.
Точка зрения других участников собрания не совпадает в данном случае с карташевской, поэтому я и надеюсь, что они, в конце концов, определятся. К реализации будет их толкать сама аудитория. Тогда и не повторится то, что случилось с первым собранием — и что было предсказано ап. Петру: «Свяжут тебя и поведут куда не хочешь».
Так я надеюсь, думая о положительных сторонах собрания. А думая о вызванной им критике, о малодоказанных утверждениях, что это просто «голоса из гроба» — я сожалею, в интересах самих нападающих, о такой поспешности. Страх перед реакцией, конечно, благодетельный страх. Но известно, что преувеличенный страх множит врагов. Объявить «новый фронт» не трудно, только вряд ли это кому-нибудь принесет пользу.