Мечты сбываются (сборник)
Шрифт:
И она, волнуясь и путаясь в словах, рассказала ему, что его плохое английское произношение и чистый русский выговор, детали костюма и незнание математики в первый же день вселили в их семье недоверие, все время усиливавшееся, что его определенно считают за антропософа, подготовлявшего германскую авантюру, что ему грозит арест и, может быть, еще что-нибудь худшее, что она не верит этой клевете, что за минувшие два дня она узнала и полюбила его, что он человек необыкновенный, хищный и прекрасный, как волк, и что она искала его предупредить и умоляет бежать, что она боится навести
Кремнев, годы живший в русском подполье самодержавной эпохи, все-таки был ошарашен и убит безысходностью своего положения. Он вздрогнул, заметив на себе пристальный и подозрительный взгляд половых.
Быстро вышел из ресторана на площадь. Колокола уже не сотрясали небо, и толпа в тревоге расходилась. Газетчики разбрасывали листки. «Война, война», – слышалось со всех сторон.
Не успел Кремнев пройти и десяти шагов, как кто-то опустил на его плечо тяжелую руку, и он услыхал голос: «Остановитесь, товарищ, вы арестованы!»
Глава тринадцатая,
Обширная «Гостиница для приезжающих из Рязанских земель», временно превращенная в тюрьму, была окружена со всех сторон караулами крестьянской гвардии в живописных костюмах стрельцов эпохи Алексея Михайловича.
Когда арестовавший Алексея комиссар привел его в вестибюль и сдал его на руки коменданту, тот взял его арестный № и, позвонив портье, сказал:
– Мы несколько не рассчитали помещения, и я буду принужден поместить вас на сегодняшнюю ночь в общую комнату. Вы как будто без вещей? Если вы москвич, то сообщите адрес, и мы пошлем к вам домой за необходимыми вещами.
Кремнев заметил, что он, к сожалению, человек приезжий, и ему обещали достать все из гостиничных запасов.
Концертный зал гостиницы, приспособленный в узилище, походил на вокзал узловой станции старого доброго времени. Мужчины и дамы разных возрастов и состояний сидели рядом с саквояжами и тюками в скучающих позах с хмурым видом.
Здесь были немцы в кожаных куртках и кепи, худые и тонкие, с тевтонской надменностью и презрением ко всему окружающему. Русские бледные дамы, молодые люди с невидящими бесцветными глазами и какие-то юркие личности восточного происхождения.
Как удалось впоследствии узнать Алексею, русские дамы и молодые люди были антропософами, несчастными людьми, захваченными немецкой интригой и подавленными великой немецкой идеей.
Комендант узилища, вышедший в залу, еще раз извинился перед всеми собранными по поводу лишения их свободы и адских условий размещения, выразил надежду, что дня через два все будут уже на свободе, и обещал компенсировать неудобства хорошим обедом и всякими развлечениями.
Действительно, обед или, точнее, ужин, не заставил себя ждать, а вечером немцы, окружив ломберные столы, резались в карты, остальная же публика
Спали на складных постелях не раздеваясь. Утром Алексей был на допросе и на вопрос, кто он и почему выдал себя за американца инженера Чарли Мена, чистосердечно рассказал всю свою историю, боясь, что его повествование встретят смехом, и как доказательство привел свой бюст из Белоколпинского паноптикума и вероятные материалы в залах реликвий Румянцевского музея.
К его великому удивлению, его повествование не встретило возражений или недоумений, но было спокойно записано, и ему сказали, что вечером его подвергнут экспертизе.
Весь томительно долгий день Кремнев просидел перед окнами отведенной ему комнаты и смотрел на город.
Социальное море было в состоянии бури, деревенская Россия, подобно дядьке Черномору, выводила из своих недр тридцать три богатырские силы.
Плотные колонны войск быстрыми шагами французских шассеров проходили по шоссе перед окнами. Какая-то молодая дама в голубой амазонке, на белом коне и с генеральским султаном принимала парад легкой кавалерии амазонок. С волнением в душе Алексей узнал в предводительнице одного из лихо проведенных эскадронов знакомые черты Катерины. Скоро кавалерия сменилась пехотой, и толпы штатского населения залили все видимое пространство.
Толпа слушала речи ораторов с разъезжающих автомобилей и ловила ленты телеграмм, кипами разбрасываемых в толпу.
К вечеру Алексея усадили в закрытый автомобиль и привезли на Моховую, где в круглом зале правления университета его ждала экспертная комиссия.
– Скажите, – начал свой вопрос седой старик в золотых очках, – что такое Обликомзап? Если вы действительно современник великой революции, вы должны разъяснить нам смысл этого слова.
Кремнев с улыбкой ответил, что это означает «Областной исполнительный комитет Западной области» – учреждение, существовавшее некоторое время в Питере после перехода столицы в Москву.
– Что за учреждение Цекмонкульт?
– Центральный комитет монополизированной культуры, установленный в 1921 году для принудительного использования культурных сил.
– Скажите, по каким соображениям были в силу введены и почему уничтожены деревенские комбеды?
Кремнев ответил с достаточной удовлетворительностью и на этот вопрос.
Ему были предъявлены ряд документов эпохи с просьбой их комментировать, с чем он справился также удовлетворительно, и, наконец, ему долго и с трудом пришлось объяснять идею урбанизации земледелия, отвечая на вопрос о советских хозяйствах.
В итоге его собеседники-профессора долго и с сожалением качали головами и заявили ему на прощание, что он, несомненно, начитан в революционной литературе, в нем видно знакомство с архивами, но что он совершенно не представляет собою духа эпохи и чудовищно по непониманию толкует исторические события, а потому ни в коем случае не может быть признан современником их.
Когда Алексея везли обратно в узилище, то улицы снова были переполнены толпой и она громко, как рокот моря, и торжествующе шумела.