Мечты - сбываются
Шрифт:
Причем словами не ограничился, а оторвал от боя звено ребята из которого, меня буквально собой заслоняя, до поста артнаводчика и дотащили, а потом два дня еще и прикрывали.
Но этого я так тогда и не заметила. А на посту сидел парнишка и азартно лупил из всех стволов по противнику. Хороший такой парнишка, с хорошей реакцией – я ту дурь, что он в канал гнал еле блокировать успевала, благо – пилотский скафандр для подключения ничего не требует, достаточно просто рядом стоять, а приоритет у меня был выше, как у старшего по званию, поэтому мои целеуказания проходили впереди его.
А через полчаса, когда
А я, наконец, смогла усесться за прицел и начать работать: пристреляла ориентиры, установила перекрытие со смежниками, к моему удивлению они о возможности объединения даже не подозревали, договорилась с дивизионным резервом о поддержке и пристреляла их, через ретранслятор достучалась до орбиты и согласовала график прохождения с диспетчером и они тоже сказали, что если чего, смогут поддержать малым…
Словом – простая работа, которую просто надо делать, дальше стало легче – противник пер на нас, мы его перемалывали всем, чем могли. К нам с орбиты шел ручеек подкреплений, все более широкий – ПКО противника мы выбили в первые секунды высадки, хоть и все равно поздно, а мобильные комплексы уничтожались ударами с воздуха или просто исчерпывали боезапас. Подкрепления же им получить было неоткуда, но и сдаваться не собирались. Фермики вообще этого не умеют, тем более – что и для нас все еще было далеко не радужно.
Я эти полтора суток до перелома – просидела за прицелом неотрывно, благо в скафандре как у улитки – «все с собой», и даже когда наконечник в бедре дергать начал – внимания не обратила. Зато врач развернутого рядом пункта сортировки не поленился проверить показания скафандра (или это ему с орбиты настучали?) и буквально за шкирку отволок на стол.
Уж не знаю – в воспитательных целях он из меня эту железку тянул или действительно все обезболивающее кончилось… Но я аж голос сорвала, а потом только слезы катились, даже скулить сил не было, но вот когда эта добрая душа после наложения шва второй раз предложил эвакуироваться… откуда и силы взялись и голос нашелся – так и послала человека вчетверо меня старше, да при не вовремя подключившихся к каналу высоком начальстве из штаба и своем непосредственном. Начальство только хрюкнуло, сказав, что маленьким девочкам не положено говорить слова, которые оно само - начальство не знает, а доктор лишь безнадежно рукой махнул.
Как оказалось – как мой майор ни пытался отбиться и сохранить за собой «внештатного» корректировщика штаб меня у него отобрал, и теперь я, вместе с ротой прикрытия, отправляюсь на точку, откуда буду корректировать работу средств уже дивизионного резерва. Точка –это было несколько сопок в предгорьях на которых разместили «глаза» и антенны связи, мы же сами заняли седловину и укрепились по полной, как говорится «высоко сижу, далеко гляжу, … меня выколупаешь».
Надо же, а все-таки приятно, когда тебя за руку держат – даже забирать не хочется…
– Там ты всю войну и провела?
– Провела… аж шесть с половиной часов. Понимаешь, такие
Странно - до этого момента я наш разговор с Назарием помню четко, а вот потом со мной вдруг произошло то, что давненько уже не случалось. Безо всякого перехода, я оказалась там, на Кирне, под ее обычным для кислородных миров тёмно-фиолетовым, почти черным, небом, а рука моя не покоилась в лопате Назария, а сжимала боковую рукоять артприцела.
Когда смотришь в панораму, мир воспринимается совсем по-другому, как игра – там нет жизни и смерти, есть гаснущие и появляющиеся отметки целей, свои – красные, чужие – изумрудные, светло зеленые линии рельефа, фиолетовые пометки и маркеры. И то, что одна из красных это и твоя, в том числе, жизнь, воспринимается тоже как игра, игра в которой надо выиграть - хотя бы по очкам.
Тогда я успела увидеть появление нескольких новых целей – артиллерия противника демаскировала себя залпом, и радостно взвизгнув, выдала по ним свой расчет эллипса поражения. Радовалась – а ведь прекрасно понимала, что уходят последние секунды жизни, а потом – один за другим начали гаснуть «глаза», сжимая масштаб прицела до мизерных пяти километров округи, а еще через миг толчок погрузил мир во тьму.
Правда, открыв глаза, я увидела все те же метки. Те же да не те, красных … красных было всего три рядом и одна на месте второго опорного пункта, а вот синие стройными рядами двигались в нашу сторону и очень быстро. Земля продолжала трястись мелкой дрожью, а выход из КНП перекосило под странным углом, но все это было неважно, как можно быстрее рванула на выход, чтобы упереться в бронированную спину сержанта.
– Сиди там, целее будешь, - бросил он мне, смотря в визир вперед и влево, справа от него второй номер расчета «последнего шанса», зенитной спарки обороны КНП, в бешеном темпе бросал шлемом землю стараясь поставить неуклюже растопырившееся орудие ровно.
– Кто остался? – сержант мгновенно развернулся, смерив меня взглядом от ушей до пяток.
– Ты да я, да он, на втором пункте еще пятеро - третье отделение из спящей смены пытается выкопаться, все кто был на местах… безвозвратные потери, раненых нет.
Еще один взгляд, второй номер между тем закончил со спаркой и пробежал по ходу дальше – нырнув во вход КП, оттуда секундой позже струей полетел грунт.
– Лейтенант, какого черта ты в этой распашонке? Неужели не смогли нормальной брони найти?
– У меня вычислитель встроенный, втрое мощней того что в прицеле, вот только расположен он пониже спины, чтобы к пилотскому креслу подключатся.
– Все у нас через это место – пониже спины…
Так, наконец-то получилось. Прыгаю сержанту на шею и целую в губы, одновременно отталкиваясь ногой от стенки за его спиной. Сержант, не ожидавший такой прыти, валится как двухстворчатый шкаф, спасибо хоть руки у меня за спиной выставить успел, а то быть мне плоской. Не выпуская инициативы заявляю: