Медальон льва и солнца
Шрифт:
О чем она говорит?
– Ну чего кривишься? Думаешь, мне приятно во всем этом копаться? Говорить? Да я о тебе забочусь, дура несчастная!
Я не несчастная, я очень счастливая, у меня будет ребенок. Уже есть, в животе, как жемчужинка в ракушке. Живот плоский, я не чувствую ничего, от этого еще более странно и счастливо.
– Ну подумай, Баська, что тебя ждет? На Костика не рассчитывай, ему разводы затевать не с руки. У него тесть знаешь кто?
Не
– Да если б не Олькин папаша, торчал бы Костик со своей гениальностью где-нибудь в Казахстане, подымал бы местный кинематограф до союзного уровня. Это сейчас он на всех углах о своей гениальности твердит: и тебе важный, и заслуженный, и народный. А раньше никто был и звали его никак. Повезло, женился выгодно, вот… – Настя закурила. Сигаретный дым с ароматом прелых листьев, и Настина кофта, серо-сизая, с проблесками синего люрекса, будто соткана из этого дыма. Не о сигаретах надо думать и не о кофте, а о жене Костика. Ее зовут Ольга. Наверное, красивая, элегантная, как дамы из заграничных журналов, и тоже курит, но сигареты вставляет в длинный черный мундштук.
– Поначалу Костик перед Ольгой и папашей ее на цырлах бегал, о том, чтоб налево вильнуть, и думать не смел, а как в люди чуть выбился, так и пошел вразнос. – Настя стряхнула пепел в горшок с бегонией. – Гений он… Олька пыталась скандалить, а потом успокоилась, сообразила, что лучше быть женой гения, чем посмешищем. Вот и прощает гению маленькие шалости, но, Бася, ребенок – это не шалость, это проблема. Твоя проблема. Олька папашу дернет, тот Костику кислород перекроет, к примеру, зарубит поездочку во Францию… а что, аморальное поведение налицо… а Костик из-за поездки этой кого хочешь утопит. И тебя без зазрения совести выставит… ну, так я договорюсь с врачом-то? Пока срок маленький?
– Нет.
– Баська! – Настя спрыгнула с подоконника, каблучки глухо стукнули о пол. Ухватив за плечи, она больно тряхнула меня: – Ну чем ты думаешь, а? Погляди на себя, ты ж молодая, талантливая, не как другие! Да у тебя вся жизнь впереди, а ты ее вот так запросто поломать хочешь? И было бы из-за кого! Ты что, так любишь этого козла?
Костика? Нет, не люблю. Жалею. А вот ребеночка люблю, как его не любить-то? Солнце, засыпая в львиных лапах, проснется и увидит, что нас уже двое, а потом я передам медальон ему. Или ей. И расскажу волшебную сказку о любви… и о стране, где все счастливы.
Настины пальцы – ледышки, которые вот-вот порвут кофту и оставят на коже следы ожогов.
– Ты жизни не знаешь, мечтательница! Да тебя топить начнут, все и сразу! Кто захочет с Костиком ссориться? А Костик, чтоб у женушки своей прощение выслужить, наизнанку вывернется! Да из группы турнут, в кино больше не вернешься. Из квартирки выселят, из общаги тоже. Куда пойдешь? Кому ты такая, дура набитая, нужна?!
Никому, наверное. Я это давно поняла, но это же еще не повод, чтобы бросать другого человека, пусть даже очень-очень маленького, пусть даже не знающего, что его могут бросить.
– Не дури, Баська, – Настя неловко обнимает, от кофты пахнет дымом, от волос – духами. – Хочешь рожать? Родишь еще, ты же молодая. Зацепишься здесь, выбьешь жилье, имя сделаешь, чтоб от Костика не зависеть, и родишь на здоровье.
Наверное, она права. Или не права? Я запуталась. Я потерялась. В моей стране никто никогда не теряется. А еще там не курят.
У дыма запах прелых листьев, и голова кружится, кружится, наполняясь волшебной пустотой, в которой гаснут мысли-звезды.
– Дура ты. – Настя отпускает меня, я едва не падаю. – Олька тебя точно сожрет.
– Ольга Николаевна. Для вас, милочка, Ольга Николаевна. – Она выглядела совсем не так, как я представляла. Красивая – да, элегантная – тоже да, ухоженная. Сколько же ей лет? Костик старый, а она молодая – вечная молодость искусственных цветов. – Что, милочка, удивлены? – Она одернула короткий твидовый пиджачок. – Думали увидеть уродливую старуху? Изергиль, так меня называет дражайший супруг? Ну же, смелее!
– Вы не старая. – Мне легко говорить правду, она и вправду не старая, она – застывшая во времени. – И он никогда не называл вас старухой.
– Слабо верится, но, впрочем, неважно, совершенно неважно… вы догадываетесь, по какому я вопросу? Да не стойте же, присаживайтесь.
Она небрежно оперлась на подлокотник дивана и закинула ногу за ногу. Круглые коленки, ровненькие, аккуратненькие, как яблоки на картине, черные нейлоновые колготки.
– Что ж, разговор у нас с вами… с тобой будет серьезный, и я буду предельно откровенна, милая моя актриса одной роли, – Ольга Павловна вздохнула. – Во-первых, если ты думаешь, что Костик подаст на развод, то ошибаешься. Развод – это испорченная анкета, плюс общественное порицание, плюс, возможно, закрытый выезд в загранку… а с тобою вкупе так вообще чистая аморалка. Костик же у нас проблем не любит. Совершенно бесхребетная тварь.
Она улыбалась, она веселилась, а я все гадала: ну с чего они взяли, что мне нужен развод? И Костик в придачу?
– Во-вторых, милая моя, проблемы будут как раз у тебя, точнее, уже есть.
– Какие? – Я снова чего-то не понимала. Я не трогала эту женщину с орехово-шоколадными глазами, упрятанную в мягкую броню твидового костюма, я вообще не знала о ее существовании, точнее, знания эти были абстрактны. Так зачем же она пришла?
– Большие, милая, очень большие. Квартира… по какому праву ты занимаешь служебную жилплощадь? Кстати, да, прав у тебя никаких, потому как со вчерашнего дня ты уволена. По статье. За аморальное поведение… удивлена?