Медальон
Шрифт:
— Исай, молодец, а теперь ступай домой, живо! — грозно сказал Кантерей. Ребенок разочарованно вздохнул и насупился, но повиновался. И, громко топая, удалился из дома старосты.
— Охотник, да ты отловил прекрасную добычу! Инквизитор будет рад пополнить свою коллекцию, — заговорил один из воинов, широкоплечий и с приплюснутым толстым лицом. Он переглянулся со вторым — прыщавым стройным парнем. Они встали из-за стола и подошли поближе ко мне. Меня осматривали и изучали. Я остолбенела. Инквизитор? О, нет! Они думают, что я ведьма! Меня хотят отправить на костер!
— Вы знаете Румита, военачальника Вэйлин? — осмелилась
— Конечно, знаем, — ответил прыщавый.
— А ты откуда его знаешь? — заговорил толстомордый, — Поди его шлюха? — он засмеялся, слегка похрюкивая. Прыщавый тоже загоготал. — Ну тогда мы с тобой сначала немного позабавимся, а потом отдадим инквизитору, — воины начали трогать мое лицо и волосы.
— Я — его дочь! — слова сами вылетели из моих уст. Это первое, что пришло мне в голову.
Кантерей и староста одновременно округлили глаза. Второй даже встал из-за стола. Воины снова посмеялись.
— Вот это нам свезло! Шлюха, ведьма, да еще и дочь военачальника Вэйлин. Инквизитор осыплет нас золотом, Гарвин! — радостно сказал толстомордый, обращаясь к своему напарнику. — Лентеран, — покосился он на старика, — долг твоей деревни уплачен. Мы забираем товар.
— Хорошо, — грустно подтвердил староста и снова сел за стол, схватившись за голову. Кантерей с глубочайшим раскаянием и сожалением посмотрел в мои глаза. Он молча попросил у меня прощения.
Толстомордый и прыщавый связали мои руки, грубо схватили меня под мышки и поволокли прочь из хижины. Я кричала, дергалась и извивалась как змея, пытаясь вырваться. Но солдаты не позволили мне этого сделать — они сдерживали мои порывы своими сильными руками. Снаружи уже собралась небольшая толпа зевак. Жители глазели и посмеивались над тем, как меня сажают в деревянную повозку. По моим щекам потекли слезы. Прыщавый сел впереди, чтобы управлять лошадью, а толстомордый вместе со мной. К повозке подбежал заплаканный Исай и протянул кожаную флягу. Я потянулась за ней, но меня опередил толстомордый:
— Получишь за хорошее поведение! — мощной рукой он перехватил флягу и убрал в сумку, лежавшую рядом с ним. Второй рукой воин вцепился в меня мертвой хваткой.
Прыщавый подстегнул лошадь. Повозка бодро покатилась по проселочной дороге. Местные жители провожали нас радостными возгласами. Лентеран и Кантерей вышли из хижины. Люди начали обнимать и благодарить их, среди них была и бабушка Исая. Но староста и охотник не разделяли всеобщего веселья: их лица словно окаменели. Они не смотрели в мою сторону. Лишь Исай провожал меня взглядом. Он стоял возле своего отца и утирал рукавами нос и глаза.
Я понимала, что церемониться со мной воины не будут. К тому же, если решусь на что-то вроде побега, тут же побьют или вообще могут изнасиловать. Они уже угрожали мне подобным. Сказать, что сейчас я испытывала максимальное напряжение — не сказать ничего. И я сидела в повозке смирно, стараясь даже не шевелиться. Староста и охотник продали меня как товар! И почему для этих уродов-воинов Румит — никто? Да за что мне это все?! Может, мне снится кошмар?
— Эй, Тарэл, мы вроде далеко от деревни отъехали. Может прям тут и поиграем с нашей маленькой ведьмочкой, а? — прыщавый оглянулся назад и посмотрел на меня так, будто уже мысленно раздел и совершил со мной… Боже, даже не хочу думать об этом. Я сильнее прижалась спиной и ногами к бортику повозки.
— Если скоро не появимся на посту и не доложим Каверону про уплату долга, ты и сам отлично знаешь, Гарвин, что он с нами сделает, — ответил Тарел. — Никуда она не денется. Потерпи. Доедем до лагеря, а там уже порезвимся как следует, — он мельком взглянул на меня, зло улыбнулся и подмигнул.
— Твоя правда. Отхватить от начальника гарнизона не хочется.
По дороге толстомордый пару раз дал мне попить воды и даже поделился куском хлеба. Мне нужно было выжить, поэтому я была послушной пленницей. За что и получила награду. Но чувствовала себя при этом ужасно. Будто птица, загнанная в клетку, из которой ей уже не выбраться. И оставалось довольствоваться только тем, что давали. Наверное, так живут люди, попавшие в рабство.
Начало вечереть. Впервые за все время пребывания в этом новом мире, пошел мелкий дождь в сопровождении грозы. Мои платье, волосы и рюкзак изрядно намокли. Я начала растирать руки и ноги, чтобы хоть как-то согреться. Воинов ненастная погода нисколько не смутила. Они будто привыкли к подобному. Они спокойно сидели и обсуждали своего начальника: какой он идиот, и как правильно нужно руководить войском.
Тем временем мы выехали на большую равнину. Я осмотрелась — впереди расположился тот самый военный лагерь. Уже слышались лязг железа, крики и смех. Лагерь окружал высокий деревянный частокол. У входа со смотровых башен стражники крикнули: «Открывай, свои!». Ворота распахнулись и наша повозка с лошадью проехала внутрь. Прыщавый спешился. К нему подбежал какой-то тощий парнишка, и они тут же ушли куда-то. Толстомордый под руку вывел меня из повозки и повел по лагерю. Повсюду сновала куча мужчин в таком же одеянии, как и мои пленители. Кто-то из них кидал в мою сторону многозначительные взгляды, а кто-то даже спрашивал у толстомордого про меня. Тот не обращал на них внимания. Я поняла, что он целенаправленно шел к одной из палаток впереди. Пройдя внутрь нее, воин снял с меня рюкзак и положил его в сундук, стоявший у ложе. Толстомордый привязал меня к столбу веревками со словами:
— Уверен, ты уже поняла, что деваться тебе некуда. Вздумаешь колдовать — тут же убьем, без раздумий. Мне моя шкура дороже денег, ты не думай. Ну, все, пора на пост. Увидимся ночью, ведьма, — толстомордый с силой схватил меня за подбородок и смачно поцеловал в губы. Я пыталась вырваться, стараясь отдернуть голову. Но ничего не получилось — он был намного сильнее. Смеясь и похрюкивая, воин вышел из палатки. На моих губах остался неприятный запах и вкус, как у кислой капусты.
Мне хотелось заорать на весь лагерь, и убить тут всех. Но я знала, что этот Тарэл был прав — со столькими солдатами мне просто не справиться. И я упала на колени, тихо заплакав. Отчаяние взяло верх.
Не знаю, сколько времени я просидела в одиночестве с мыслями о Кате, о медальоне, о магии, об этом мире и о том, из которого прибыли мы с подругой. В конце концов, я стала вспоминать все приятные моменты своей жизни. Там были и родители, и Катя, и мои родственники, и остальные друзья — все те, кто делал мою жизнь насыщенной и счастливой. Удивительно, что в самые темные времена мы предаемся светлым воспоминаниям и именно тогда начинаем их ценить и цепляться за них.
Дождь усилился. Гроза не прекращалась. Ветер гулял по палатке, периодически задирая входную тряпичную штору. Прозвучал раскат грома. В свете сверкнувшей молнии я увидела, как к палатке приблизился темный силуэт. « Вот и все. Сейчас начнется самое страшное», – мне оставалось только принять свою судьбу.