Медальон
Шрифт:
– Говорить-то я толком не могла, да и сейчас, когда волнуюсь, тоже бачу на мове. Народ здесь очень хороший, добрый и отзывчивый. Отнеслись ко мне, як к ридной сестре. Тетя Маша, техничка школьная, всё звала меня к себе жить, но я отказалась. Тогда она принесла мне постель, одеялко и определила комнатушку. Махонькая, да все свой уголок. Вот, маленько поправишься и будешь приходить до мене в гости.
– А ты помнишь, когда вас с Горького привезли, вам молоко давали? – неожиданно и резко сменив тему разговора, обратилась она к Ваньке.
– Помню, – озадаченно пробормотал
– Колы мы уихалы за вами, тетка Маша обежала всех соседей и сообщила, что привезут сильно израненных бойцов. Так бабы с самого утра бегали по городку и вам молоко собирали. Тут ведь как? Кто козу захудалую держит, а у кого и коровёнка лядащая имеется. Тыл, – коротко пояснила она. – Кто полстакана дал, а кто и банку выделил. Детишкам малым не досталось, а вам принесли! Вот якие здесь людины! – горделиво произнесла Катерина.
– Ой! – внезапно спохватилась она и резко вскочила. – Побегу. Завтра вставать рано, да и ты спать хочешь. Уморила я тебя своей болтовнёй! – девушка улыбнулась Ваньке, легонько сжала его запястье на прощанье и торопливо направилась к выходу.
– А скильки тоби лет? – обернулась она у самой двери.
– Уже четырнадцать! – горделиво ответил Ванька и удивленно посмотрел на Катерину. – А что?
– Ничого, – ответила девушка и тихонько закрыла за собой дверь.
«Если в сороковом году ей было тоже четырнадцать, значит сейчас семнадцать. Или целых восемнадцать лет, – подумал паренёк и ужаснулся. – Какая старая!
– Хорошая девка, – услышал он хрипловатый басок и, повернув голову, увидел моложавого капитана, который восхищенно смотрел вслед удалявшейся Кате. – Ты береги ее, парень! Война-то, она ведь не вечно будет длиться, а там глядишь – сложится у вас, и будете жить нормально.
– Кому я нужен! – досадливо произнес Ваньке. – Безглазый, да еще и безногий!
– Не скажи! – задумчиво пробормотал капитан и натянул одеяло на голову. – Бабы, они ведь тоже разные бывают, – невнятно пробубнил он. – А на неё, на Катерину, многие мужики заглядываются!
А Катерина продолжала приходить почти каждый вечер, и Ванька настолько привык к её присутствию, что с приближением определенного времени с возрастающим нетерпением ожидал её появления.
Наступила весна. Нянечки отчистили огромные, запылившиеся за зиму, школьные окна и теперь каждый день в палате вольготно разгуливал шаловливый теплый ветер. За окном, в школьном дворике, расцветала буйная сирень, а ароматный запах цветущих садов густыми волнами плавал по зданию, напрочь заглушая специфические больничные запахи.
Глаз у Ваньки полностью поджил, шрамы на теле зарубцевались, а вот ноги, точнее, что от них осталось…
При любом неосторожном движении покрытые плёнкой швы расходились и парня заново везли в операционную.
– Ну, шо ты какой неуклюжий, – укоризненно выговаривала ему Катерина. – Трепыхаисся, трепыхаисся целыми днями! Полежи ты спокойно, зарубцуются твои раны, и перейдешь у мою в палату, где я працую. Там я тебя быстро на ноги поставлю! Ныне мене не ожидай, – торопливо проговорила она. – В Горький едемо, за ранеными, – она шутливо надавила на кончик Ванькиного носа и торопливо убежала по делам.
– Трепыхаисся, – досадливо передразнил Ванька девушку. – Я и сам скоро на ногах буду. Хоть на таких, – он достал из-под кровати поделку, доску на колесиках-подшипиках и обратился к соседу-капитану.
– Ну, скоро что ли, дядь Коль?
– Погодь ты, торопыга! – досадливо крякал сосед. – Дай-ка сюда свою повозку! Вишь, Катерина ругается, а мы еще добавочные ремешки приделаем, чтобы ноги не ерзали!
Катерина не знала, да и не могла знать о ночной жизни палаты, где лежал ее подопечный Ванька Петров из деревни Петровки.
Изготовление этого немудреного средства передвижения по негласному, молчаливому сговору всех раненых держалось в строжайшей тайне от Катерины. Да и изготавливали они доску на колёсиках всей палатой. Кто-то договаривался с одноруким и постоянно поддатым слесарем Василием о подшипниках, другой доставал крепкие дубовые дощечки для сиденья. Третий уговаривал кладовщицу, чтобы она выдала ему списанные офицерские сапоги для нарезки прочных кожаных ремней. А еще Николай, так звали соседа-капитана, обучал Ваньку вырезать из липовых чурбачков деревянные ложки, солонки и другие предметы обихода, благо, липы в здешних местах было предостаточно.
– Надо же тебе чем-то кормиться! – добродушно ворчал он, скептически осматривая неуклюжие Ванькины поделки. – Война закончится, а у тебя какое-никакое, а ремесло будет, чтобы семью прокормить. Ложка – это, братец, наипервейшее дело в любом доме!
К середине июня тележка с маленькими, бесшумно крутящимися колёсиками была готова. Коля-капитан изготовил спинку из остатков досок для того, чтобы парню было удобно сидеть, и теперь вся палата с любопытством и нетерпением ждала вечера. Катерина ещё вчера уехала в Горький за новой партией раненых, поэтому более удобного случая могло больше и не представиться.
Ванька неуверенно и осторожно сполз с кровати на тележку, робко уселся и, поерзав немного, смущенно улыбнулся:
– Ну, а дальше, что?
Капитан помог ему пристегнуть ремешки, легонько подтолкнул тележку, которая слегка погромыхивая, немного прокатилась по деревянному полу и замерла на месте.
– А дальше как? – Ванька расстроено оглянулся на капитана. – Ты же не будешь меня все время толкать?
– Может, палочки, какие выстрогать, чтобы отталкиваться? – озадаченно протянул Николай.
– Вот, возьмите! – раздался хриплый голос с дальнего угла, где лежал недавно переведенный с другого госпиталя боец, который протянул парнишке продолговатые брезентовые мешочки. – «Утюжки» называются. Я уже два года по госпиталям мотаюсь, насмотрелся на безногих, – с грустной усмешкой пояснил он. – Ремешки ещё приделать, и будет в самый раз! – он отвернулся к стене и замолчал.
Теперь дело пошло получше. Неумело тыкаясь в пол самодельными, аляповатыми «утюжками», Ванька лихо раскатывал по палате, то и дело с грохотом врезаясь в койки. Он бы ездил весь остаток ночи и целый день, ещё и ещё, но сосед-капитан почти силой загнал его обратно на койку.