Медичи
Шрифт:
Гонфалоньер из отрывистых слов очевидцев узнал, что в соборе совершилось предательство республики, что Джулиано убит, а Лоренцо ранен, вероятно, смертельно, а Пацци и архиепископ Пизы виноваты в этом неслыханном злодеянии.
— Сюда, сюда, друзья! — закричал Петруччи, размахивая шпагой. — Архиепископ здесь, Жакопо ускакал с наемниками… Идите очистить дворец синьории от проклятых убийц.
В толпе блеснули кинжалы и мечи, некоторые погнались, конечно, напрасно, за Жакопо, другие ринулись в синьорию. Началась дикая, отчаянная борьба, безнадежная для заговорщиков, так как напиравшая
— Мы требуем суда! — вопили некоторые прижатые к стене заговорщики, но Петруччи ответил им громовым голосом:
— Для предателей отечества и убийц нет суда! Вы осуждены… Вперед, друзья, очистите отечество от подлых негодяев!
«Палле! Палле!» — кричала толпа и со всех сторон напирала на заговорщиков, которые из-за тесноты уже не могли пустить в ход оружие. Началась невообразимая резня; скоро весь пол был покрыт содрогающимися телами, а если кому-нибудь из раненых удавалось выбраться на лестницу, то его догоняли, добивали кинжалами и спускали вниз по каменным ступеням. Никого из заговорщиков не осталось в живых, и толпа с проклятиями требовала отдать им архиепископа.
— Ему также не уйти от справедливого возмездия, — сказал Петруччи, спокойно стоявший на лестнице. — Идемте!
В это время снова раздался оглушительный рев под порталом. Петруччи оглянулся и увидел, что несколько человек ломятся во дворец, неся на плечах окровавленного полуодетого человека.
По его знаку народ расступился, и пришедшие подошли к Петруччи.
— Благородный гонфалоньер, — сказал высокий, крепкий мужчина, — мы принесли коварного убийцу нашего дорогого Джулиано. Он подло скрылся, но мы нашли его в постели, в поганом доме Пацци.
И они бросили окровавленное тело к ногам Петруччи.
С трудом поднялся Франческо Пацци. Его ночное белье было изорвано в клочья, волосы растрепаны, они закрывали мертвенно-бледное лицо, кровь текла из раны на ноге.
Он ухватился за перила и сказал хриплым голосом:
— Возьмите оружие, гонфалоньер, и избавьте меня от этой черни. Я приму смерть за родину, которую хотел освободить от позорного врага.
— Моя рыцарская шпага не может быть запятнана кровью предателя и убийцы. Отнесите его наверх, там его ждет суд и наказание!
Толпа бросилась к Франческо, его схватили за руки, за волосы и поволокли в зал заседаний, где он в изнеможении упал на пол.
Петруччи занял свое место, и остальные судьи сели рядом с ним.
— Пусть двери останутся открытыми, — приказал Петруччи, — народ имеет право слушать, что происходит в суде, но никто не должен переступать порога.
Бушующая толпа повиновалась, все замолчали, слышались только стоны раненых и умирающих. По приказанию Петруччи стражники ввели в зал заседаний архиепископа и Браччиолини.
Архиепископ вздрогнул, когда увидел Франческо Пацци, которого служители посадили на стул. Сальвиати всеми силами старался ободриться и сказал надменно, хотя и дрожащим голосом:
— Я требую, чтобы меня освободили. Это неслыханно, чтобы высшего служителя церкви держали в синьории как пленника.
— Вы ничего не можете требовать, Франческо Сальвиати, —
— Я ничего не делал преступного, — ответил Браччиолини, бледный и дрожащий, — я только слышал шум внизу и взял оружие для самозащиты.
— А я ничего не знаю, совершенно ничего, — вскричал архиепископ. — Я пришел к вам с сообщением, а меня схватили и заперли… Я требую, чтобы меня немедленно освободили.
— И вам не известно, что собор Санта-Мария был осквернен кощунственным преступлением? — громко спросил Петруччи. — Вам не известно, что Джулиано Медичи погиб от руки предателя и убийцы Франческо Пацци, а благородный Лоренцо только чудом избег той же участи?
— Лоренцо жив? — воскликнул архиепископ, но тотчас же спохватился. — Я ничего не знаю, я не был в соборе… И меня совершенно не касается, что делал Франческо Пацци.
— Жалкий трус! — сказал Франческо Пацци, приподнимаясь и бросая на архиепископа взгляд, полный презрения. — То, чего я желал, я сделал, и даже перед верной смертью не буду отрекаться от этого.
— А я отрекаюсь от тебя и от твоего поступка, с которым ничего не имею общего! — кричал архиепископ. — Докажите мою вину, если можете! И вообще, вы не имеете права судить меня. Только его святейшество может требовать от меня отчета, и он отомстит за насилие, которому я подвергся.
— Мы судим всякое преступление, совершенное в стенах нашего города, против наших законов и против жизни наших благороднейших граждан. Ваше запирательство не поможет! Виновен ли он в участии в убийстве и государственной измене? — спросил Петруччи.
— Виновен! — в один голос ответили судьи.
— И вас я спрашиваю, мои сограждане, виновен ли он как соучастник в преступлении, совершенном Франческо Пацци и Жакопо Браччиолини?
— Виновен… Виновен… Виновен! — закричала толпа.
— Франческо Сальвиати, Жакопо Браччиолини и Франческо Пацци, я приговариваю вас к смертной казни, которая постигнет всех ваших соучастников, — громко сказал Петруччи и приказал стражникам: — Принесите веревки и повесьте осужденных на карнизах окон. Пусть флорентийский народ видит, что его избранники судят скоро и справедливо.
Франческо Пацци приподнялся, сжав кулаки, и с ненавистью смотрел на Петруччи.
— Не дерзайте тронуть меня! — кричал архиепископ, указывая на свой крест. — Проклятие церкви падет на вас!
Браччиолини беспомощно опустился на стул, с мольбой простирая руки и говоря жалобным голосом:
— Я служу при кардинале Риарио, отправьте меня к нему, лишь ему одному я могу дать отчет.
— И он не избегнет нашего суда, если участвовал в этом преступлении, как можно заключить из ваших слов, — сказал Петруччи и обратился к солдатам: — Выполняйте приказание вашего гонфалоньера немедленно!