Медицинское общежитие
Шрифт:
– Чую по твоему взгляду, что тебя на размышления понесло, - карлик смотрел на меня также, как я смотрел на здание памяти.
– Восьмой этаж, помнишь?
– Еще бы. Панельная застройка, весь восьмой этаж был отделан снаружи как две половинки. Такие печенья есть-темная сторона, светлая сторона. Вот и восьмой этаж такой. Три квартиры было. Наша, да две соседских.
– Точнее, моя, твоя и еще какого-то деда.
– Дед! Помню и его!
– Про печенья говорил. Есть хочешь?
– Ну уж нет, кефира мне вполне
**
И лифт, и бетонный пол в мраморную крапинку. Даже дверь когда-то моей квартиры не изменилась. Не изменился и ее номер. Изменилось ли хоть что-то?
– Ну, что? Твою квартиру, или мою?- размышлял вслух карлик, предлагая место пребывания.
– У меня была большая кожаная софа и плазменная панель, на которой только и можно было смотреть, как огонь в камине плещется.
Карлик усмехнулся. Я почувствовал, что он смотрит на меня с прищуром.
– И это все, что ты ценил в своем доме?
– Ты вообще одни кактусы свои любил.
– А чем они плохи?
– Kто?
– Кактусы!
– Кактусы?
– Кактусы.
– Ну, они уродливые.
– Ничего ты не понимаешь, - выдохнул карлик.
– Вот люди. Возьми, например, уродливого человека.
– Зачем его брать?
– Просто возьми.
– В правую или в левую руку?
– В обе.
– В обе? Думаешь, не удержу в одной?
– Определенно так.
– Хм, - задумался я.
– Ну, взял. Допустим.
– Рассмотри его.
– Я не хочу рассматривать урода.
– Ну и зря. А внутри, может быть, он хорош. как кактус!
– Ты мне предлагаешь надломить уродливого человека, потому что он внутри хорош как кактус? Боже мой, карлик с обидой на все человечество!
Он повернулся ко мне и угрожающе замахал пальцем.
– Слушай, ты не пытайся сказать, будто я не годен на что-то. Я верю, что еще пригожусь. Вот увидишь!
– Ага, пригодился уже. На платный конкурс.
Карлик покривил лбом. И осунулся.
– Давай, просто выберем квартиру. Твою, или мою.
Я махнул рукой.
– Да какая разница. Мы там уже не живем.
– Тогда считалкой?
– Считалкой?
– Считалкой, седой ты человек! Ты в детстве проходил такую вещь как считалки?
– Конечно, я проходил такую вещь как считалки.
– И что, ты хочешь об этом спорить сейчас?
– Нет.
– Я тоже не хочу, - карлик навел палец на свою дверь и приготовился считать.
– Кхм, кхм. Эники, бе.
– Эники? Почему именно эники?
– А почему бы нет! Это обычная считалка. Успокойся, зануда!
– Хорошо, - я сдался ладонями и пантомимой и успокоился.
Карлик посчитал нужную дверь, затем вынул из кармана рубашки скрепку, немного помучался и попыхтел скрепкой в замочной скважине, и, наконец, дверь поддалась.
**
Карлик вбежал в квартиру, быстро разулся и разбросал ботинки, а затем, словно ребенок, прыгнул пластом на ковер в гостиной.
Я разулся, захлопнул дверь и затворил цепочку, на всякий случай, потом прошел на кухню и удивился неплохому наполнению холодильника.
– Ужин?
– крикнул я карлику.
– Завтра, - почему-то запыхавшись ответил он.
Затем я прошел в ванную, тщательно умылся и всмотрелся в свое отражение в зеркале. Серые, не седые, серые, не серые, да еще и безнадежно взъерошенные волосы. За прошедшие четырнадцать лет я и не заметил, как постарел. И нос совсем не тот, что раньше. Зубы какие-то тусклые и уставшие, уже готовые убежать с корабля в первых рядах. С корабля на чертов бал.
Карлик задвинул в гостиной шторы и теперь спокойно посапывал на диване. Ей богу, как ребенок. Я ведь даже не знал, сколько лет этому карлику. Сколько он вот так существует. А, может, его все устраивает. Откуда мне знать.
**
На следующее утро мы отправились ходить по улицам славного и солнечного города В. Солнце отражалось во всех его частях, а от вероятного ночного ливня эти отражения приобретали некий цельный образ. Будто солнце решило посетить город во время своего летнего отпуска. И верно самый сезон - пять недель августа и на недельки три от него солнце вполне могло снять где-нибудь комнату. Таким казался город. Был август и это чувствовалось. Может, это была его первая неделя, а может и середина. За всем не уследишь.
Проходя мимо знакомых мест, я окликивал задумавшегося карлика.
"А помнишь то, а помнишь это" - твердил и твердил я ему, а он все отмахивался и пытался кривить лицом. Благо, это у него хорошо получалось.
Он не был доволен тем, что я предпринимал попытки хоть что-нибудь вспомнить, а может навеять щемящую ностальгию.
– Тот, кто живет в прошлом, не имеет будущего, - сказал он мне, когда мы проходили по речной набережной. Эта набережная была лишь тропой в зарослях рябин и яблонь, тропой, поглощающей отрывистый звук скалистой реки.
– Это как, знаешь, ведь прошлого нет, оно сожжено и обращено в пепел. А мы, копаясь в нем, лишь тычемся палочкой в кучке пепла, словно в песочнице.
И карлик громко улыбнулся. Мне стало трудно дышать, я прокашлялся и три раза вдохнул и выдохнул. А карлик, видимо, поймал свою волну.
– Банально, но нам свойственно о чем-то думать, - продолжал он.
– То о будущем, то о прошлом. Редко - о том, что происходит сейчас, потому как это очень сложно - контролировать настоящее. Хотя бы мыслями. А я ни о чем не думаю, - заметил он.
– Так что, бери пример с меня, что ли.
И он снова улыбнулся. Правда, не так громко, как в прошлый раз.