Медитации на Таро. Путешествие к истокам христианского герметизма
Шрифт:
Иными словами, будущий епископ и мученик Киприан, уложив в суму магический жезл, чашу, меч и пантакль Киприана-волхва, вскинул ее на плечо и тронулся в путь, не отгоняя бросающихся на него собак и походя в глазах сего мира на скомороха - в путь... к предстоящему мученичеству. Его греческие, фригийские, египетские и халдейские сотоварищи, должно быть, говорили: "Вот идет Шут!" Образованные и здравомыслящие люди того времени наверняка говорили: "Вот идет Глупец!" Ибо в их глазах он отвернулся от самой сущности всей человеческой культуры и цивилизации - от интеллекта... от интеллекта, с чьим всемогущим владыкой, назвавшим его "способным юношей, которого легко обучить", он встретился лицом к лицу. Дух "знания ради знания" беседовал с ним с глазу на глаз и призвал быть "сильным и настойчивым во всем, что он делает".
Итак, Киприан устоял против могущества произвольной магии и проявил больше упорства, чем требуется
Аркан "Шут" учит умению переходить от интеллектуальности, движимой жаждой познания, к высшему знанию через любовь. Речь идет о переходе от сознания, именуемого в теософской литературе "малый манас", к сознанию, именуемому "великий манас" (= манас-буддхи) -что в антропософской литературе соответствует переходу от сознания "эго" к сознанию духовной сущности (духа=сущности). Иначе говоря, этот Аркан связан с преображением личностного сознания в сознание космическое, где "я" (эго) является уже не источником акта сознания, а его восприемником - повинуясь закону бедности, послушания и целомудрия.
Итак, значение Аркана "Шут" двойственное. Он поистине может быть понят двояко: как образец -и как предостережение. Ибо с одной стороны он учит свободе трансцендентного сознания, возвышенного над сим миром, с другой же он недвусмысленно и весьма впечатляюще предостерегает против опасности, таящейся в таком возвышении, - легкомыслия, никчемности, безответственности и смехотворности... иначе говоря, безумия.
Аркан "Шут" наделен, по сути, обоими этими значениями. Он учит трансцендентному сознанию и предупреждает о связанной с ним опасности. В нем отражены два способа принесения интеллекта в жертву ("sacrificium in tellectus"). Ибо интеллект можно принести в жертву двумя способами: его можно либо поставить на службу трансцендентному сознанию, либо попросту отбросить. Герметизм избирает первый путь выхода за пределы умопостигаемого, тогда как многие мистики - христианские и иные - отдают предпочтение второму. Не будем, однако, смешивать обе эти позиции с обычными мистическими экстазами, с одной стороны, и с так называемым "трезвым", т. е. рассудительным и благоразумным мистицизмом - с другой. Сан Хуан де ла Крус испытал немало экстатических состояний, доходивших порой до левитации физического тела; в то же время он был автором мистических сочинений, поражающих своей ясностью, здравомыслием и глубиной.
У Сан Хуана де ла Крус, по его же словам, разум умолкал в присутствии Бога. Онпоглощался Божественным Присутствием (на отведенное Им время) с тем, чтобы вновь обрести активность - даже большую, чем прежде. Затем разум возвращался из глубин абсолютного света, чье сияние ослепляет его и как бы погружает во мрак. Но это погружение во мрак абсолютного света оказывает на разум могучее воздействие. Он выходит из него обогащенным новыми свойствами, почерпнутыми из предшествующих Арканов - и как бы запечатленными опытом их постижения. Следовательно, каждый экстаз такого рода есть посвящение, т. е. непосредственный отпечаток Божественной, абсолютной истины не в сфере сознательного мышления, а в сфере "воли, лежащей в основе мышления", т. е. того, что порождает сознательные мысли. Стало быть, речь здесь не идет об антиномии "экстаз - постепенное возрастание сознания". Нет, выходя за пределы интеллекта, необходимо остановить выбор либо на решении раз и навсегда заменить разум "дыханием свыше", либо на решении поставить разум на верную службу этому "дыханию", независимо от любых экстатических состояний, к которым оно может привести. Так, вертящийся волчком дервиш, который прибегает к танцу для отключения разума, или буддистский монах из секты Дзэн, который живет в состоянии "медитации" (ни на чем конкретно не медитируя, а лишь бодрствуя с пустым сознанием, не погружаясь в сон - в ожидании внезапного озарения), - так вот, и дервиш, и монах сделали свой выбор: они решили не выходить за пределы интеллектуального сознания, а попросту обойтись без него.
Все обстоит иначе у христианского монаха - медитирующего, скажем, на семи Страстях Господних в стремлении понять, прочувствовать их и самому в них углубиться вплоть до полного с ними отождествления, - когда он приходит к состоянию, в котором его мышление и воображение замирают перед открывшимся ослепительным светом. Он выходит за пределы разума и воображения, деятельность которых прекращается, достигнув своего предела. На самом же деле эта приостановка есть лишь видимость; ибо точно так же, как кажется неподвижным быстро вращающееся колесо, так и разум и воображение пребывающей в экстазе души кажутся обычному сознанию неподвижными - ибо на самом деле они сверхактивны. Таким образом, выйти за пределы разума означает сделать его сверхактивным, тогда как обойти разум означает свести его к совершенной пассивности. Таковы два совершенно различных способа принесения разума в жертву (sacrificium intellectus).
Итак, повторяю, герметизм стремится к активному превосхождению разума. Вот почему он объединяет в себе не только мистический опыт, но и гнозис, магию и эзотерическую науку. В противном случае он состоял бы лишь из методов или практических упражнений, направленных на достижение просветления путем подавления интеллектуальности. Вся многовековая история герметизма - это история многовекового непрерывного вдохновения, с одной стороны, и многовекового активного отклика на него человеческого разума - с другой.
Поэтому Двадцать Первый Аркан Таро олицетворяет герметический метод принесения разума в жертву духовности путем его роста и развития вместо постепенного ослабления и атрофии. Это Аркан единства противоположностей (conjun-ctio oppositorum) - т. е. дискурсивной интеллектуальности и просветленной духовности; или, иными словами, это алхимическая реакция соединения человеческой мудрости, которая есть "безумие пред Господом", и Божественной премудрости, кажущейся безумием в глазах людей, - реакция, результатом которой становится не двойное безумие, но единая премудрость, разумеющая как "то, что вверху", так и "то, что внизу".
Чтобы лучше понять, о чем здесь речь, бросим прежде всего взгляд на скрытые стороны взаимосвязи между интеллектуальностью и духовностью, между знанием и откровением в исторической сфере. Так, Св. Павел писал:
"... и иудеи требуют чудес , и эллины ищут мудрости ; а мы проповедуем Христa распятого, для иудеев соблазн, а для эллинов безумие, для самих же призванных, иудеев и эллинов, Христа, Божию силу и Божию премудрость " (I Кор. 1: 22-24).
Здесь апостол точно описывает модус соотношения между языческой интеллектуальностью и иудейской профетической духовностью его времени. Ибо лучшие из язычников - "философов" - в своих учениях сходились в устремлении к "логосу космоса" (т. е. "космическому разуму"), тогда как иудейские духовные лидеры жили в ожидании - и ожиданием - чуда, преобразующего мир: проявления силы Царя Небесного через Его Помазанника, царя земного. Первые хотели понять мир, тогда как последние ожидали его чудесного магического преображения. Проповедь же Христа распятого противоречила как главной идее философов о том, что весь мир есть воплощение Логоса, так и главному тезису ветхозаветного иудаизма о том, что Царь Небесный восседает над миром и вмешивается с небесного престола в земные дела лишь молниеносными вспышками Своего могущества - через пророков, чудотворцев и через Мессию.
Распятый Христос не удовлетворял, таким образом, ни тех, кто желал понять мир - будучи в их глазах лишь частным явлением из великого множества других - ни тех, кто ожидал магического преобразующего проявления Господней силы - поскольку в их глазах смерть на Кресте была поражением этой силы, а не победой... "для иудеев соблазном, а для эллинов безумием". Но Св. Павел не отчаивался: распятый Христос, говорил он, явил могущество и мудрость Господа тем, кто призван - как среди иудеев, так и среди эллинов. Это значит, что Крест Христа может быть понят лишь посредством креста откровения (трансцендентного чуда) и мудрости (имманентного Логоса). Таким образом, Св. Павел выдвигает перед человечеством проблему - вернее, ставит задачу. С тех пор духовная история человечества представляет собой лишь этапы решения задачи слияния откровения и знания, Божественной и человеческой мудрости. Этапы же эти таковы:
Поначалу было чистое противостояние, о котором Св. Павел сказал:
"Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым. Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом" (1 Кор. 3: 18-19).
Впоследствии это противостояние становится параллелизмом, признанным и взаимотерпимым - своеобразным "мирным сосуществованием" духовной и интеллектуальной сфер. Евангельское выражение "Сыны века сего догадливее сынов света в своем роде " (Лк. 16: 8) прекрасно передает главную идею параллелизма духовности и интеллектуальности. Исторически он проявляется в признанной и взаимотерпимой двойственности "философии" и "теологии". В дальнейшем на смену параллелизму постепенно пришло сотрудничество между духовностью и интеллектуальностью. "Мудрость эллинов" (и прежде всего философия Платона и Аристотеля), которая во времена Св. Павла видела лишь "безумие в проповеди Христа распятого" стала союзницей откровения. Поначалу к помощи философии платонизма решились прибегнуть греческие Отцы Церкви (прежде всего Климент Александрийский и Ориген), затем по их стопам пошел Св. Августин. Позднее Свв. Альберт Великий и Фома Аквинский открыли путь философии Аристотеля в сферу Богооткровенных истин.