Медиум с Саутгемптон-роу
Шрифт:
Пройдя мимо Питта, он раздвинул кружевную отделку на лифе платья покойной женщины. Кружева в его руке показали очевидное место разрыва, произошедшего до того, как появилась необходимость осматривать убитую, и вновь, ради приличия, прикрыл ими грудь. На теле, между возвышенностями груди, начал проявляться большой синяк, как раз успевший потемнеть перед тем, как смерть прекратила ток крови.
Взгляды Питта и Сноу скрестились.
– Ее силой заставили проглотить что-то? – уточнил Томас.
Медик кивнул.
– Я сказал бы, силой колена, – заметил он. – Кто-то засовывал материю в горло, зажав ей нос. Можно заметить легкую царапину от ногтя на щеке. Ее удерживали в кресле с основательным нажимом до тех пор, пока она не задохнулась, поскольку ей перекрыли доступ воздуха.
– Вы уверены? – Питт пытался выбросить из головы картину задыхающейся женщины и осознание того, как она мучилась, борясь с рвотными позывами.
– Ну да, насколько мы вообще можем быть пока в чем-то уверены, – проворчал Сноу. – Возможно, конечно, проводя вскрытие, я обнаружу нечто новое. Но умерла она от асфиксии. Об этом свидетельствуют выражение ее лица и эти точечные кровоизлияния в глазах.
Томас порадовался, что эксперт не стал настаивать на его личном осмотре упомянутых свидетельств. Ему приходилось раньше сталкиваться с такими убийствами, и он с удовольствием поверил медику на слово. Подняв руку жертвы, Питт слегка повернул ее и взглянул на запястье. Как и ожидалось, там обнаружились легкие синяки. Кто-то удерживал женщину – возможно, недолго, но насильно.
– Понятно, – тихо произнес Томас. – Я готов допустить, что тут использовались, как вы и сказали, яичные белки, но лучше вам поскорее убедиться в этом. Непонятно только, почему кто-то избрал такой странный и необычный способ убийства?
– Разобраться в этом – уже ваша задача, – сухо бросил Сноу. – Я смогу сообщить, что случилось с ней, но почему и кто… сие мне неизвестно.
Питт повернулся к Телману:
– Вы сказали, что ее обнаружила служанка?
– Да.
– Может, она рассказала вам что-то еще?
– Немного, лишь то, что она не видела и не слышала ничего после того, как оставила мисс Ламонт в ожидании клиентов. Но, по ее словам, хозяйку это не беспокоило. Одна из причин популярности мисс Ламонт у клиентов заключалась в обеспечении тайны посещений… как для них, так и для себя… Что бы это могло значить, по-вашему? – Сэмюэль озабоченно нахмурился, пытливо глянув на Томаса. – Чем они тут занимались?
Он упорно отказывался называть Питта сэром с тех самых трудных времен, когда тот сам – еще недавно – получил повышение. Телмана возмущало, что его шефа, сына какого-то там лесника, совершенно неуместно вдруг назначили командовать участком. Такую должность, по его мнению, следовало занимать джентльменам, отставным военным или морским офицерам вроде Корнуоллиса.
– Как бы вы назвали то, чем она тут занималась, – искусством, розыгрышами или шарлатанством? – спросил он Томаса.
– Вероятно, всем сразу, – ответил тот и продолжил рассуждать вслух: – На мой взгляд, это вполне приятное и безвредное развлечение, если так к нему и относиться. Но как тут узнаешь… Может, кто-то воспринимал сеансы излишне серьезно, независимо от ее намерений…
– Вот уж точно, не узнаешь! – хмыкнув, воскликнул инспектор. – Мне лично нравится смотреть, как ловко всякие фокусники играют с колодой карт или достают кроликов из шляпы. Вот такое искусство без всяких двусмысленностей воспринимается как развлечение.
– Вы узнали, какие клиенты заходили к ней вчера? Прибыли они по одному или все вместе?
– Служанка этого не знает, – ответил Телман, – или, по крайней мере, так говорит, и у меня нет причин не верить ей.
– Где она сейчас? Как вы думаете, она еще в состоянии отвечать на вопросы?
– О да, – уверенно заявил инспектор. – Немного потрясена, конечно, но выглядит просто как взволнованная женщина. Не думаю, что она осознает пока, чем это может обернуться для нее. Однако после проведения в доме тщательного обыска нам, видимо, лучше запереть эту комнату; и, может, стоит предложить ей пока пожить здесь? Во всяком случае, пока она не подыщет себе новой работы.
– Да, стоит, – согласился Питт. – Лучше пусть поживет. И мы будем знать, где ее искать, если возникнут новые вопросы. Я собираюсь поговорить с ней на кухне. Вряд ли ей захочется заходить сюда.
Направившись к выходу, Томас еще раз глянул на труп. Телман за ним не последовал. Ему самому теперь предстоит раздавать поручения подчиненным, посылать их искать нужные улики и опрашивать людей в ближайшей округе, хотя разумно предположить, что преступление совершили после наступления темноты и шансы на то, что кто-то заметил нечто полезное, незначительны.
Питт прошел по коридору в заднюю часть дома, мимо еще нескольких дверей. Одна из них, в конце, была открыта, и проникавший через нее солнечный свет украсил затейливым узором дочиста выскобленный дощатый пол. Полицейский остановился на пороге. Перед ним предстала хорошо убранная кухня, чистая и теплая. На темной кухонной плите тихо закипал чайник. Высокая женщина, излишне худощавая, с закатанными выше локтей рукавами, стояла возле раковины, погрузив руки в мыльную воду. Она не шевелилась, словно забыла, что ей надо делать.
– Мисс Форрест? – спросил Томас.
Служанка медленно обернулась. Выглядела эта женщина без малого лет на пятьдесят. Поседевшие на висках каштановые волосы она убрала со лба, скрепив их заколкой. Лицо ее оказалось незаурядным: красивый разрез глаз и благородные очертания скул дополнялись прямым, но не слишком впечатляющим носом и большим, изящно очерченным ртом. Хотя красавицей Лину Форрест никто не назвал бы – более того, в каком-то смысле она выглядела почти уродливой.
– Да. А вы очередной полицейский? – Женщина говорила с еле заметной шепелявостью, но вряд ли из-за какого-то речевого дефекта.
Она медленно вытащила руки из воды.
– Да, верно, – ответил Питт. – Вы, должно быть, сильно расстроены, но, к сожалению, мне все-таки придется озадачить вас новыми вопросами, поскольку мы не можем позволить себе затягивать следствие, дожидаясь лучших времен. – Говоря это, он испытывал какую-то глупую неловкость.
Казалось, Лина отлично владела собой, однако Томас знал, что потрясение по-разному действует на людей. Иногда внутренний шок настолько велик, что вообще не отражается на внешности.