Медиум
Шрифт:
С тех пор прошло уже много лет, но хорошие (я бы даже сказал почти дружеские) отношения сохранились только с Дамиром. Поэтому от этого человека вдвойне неприятно было выслушивать подобные заявления.
В ответ на мою вопросительно изогнутую бровь Галиуллин сразу сник.
— Кхе… извини, Серега. Перегнул, виноват. Просто дело до ужаса щекотливое. Меня уже обещали в капитаны разжаловать с переводом в участковые, вот я и сказанул глупость на нервяках.
— Хорошо, что ты это сам понял! — Не стал я сердиться на майора. — Ты же знаешь, как я жутко не люблю, когда мои альтруистические порывы начинают вменять мне в обязанности. Еще бы пришлось напоминать тебе, что происходит, когда тебе фуражка голову отдавливает, и ты вдруг начинаешь считать меня своим подчиненным да, Дамир?
Последнюю фразу я произнес с нажимом, открыто намекая на один неприятный конфликт, который разгорелся между нами в прошлом. Тогда Галиуллин тоже вдруг с чего-то посчитал, что имеет моральное право давить на меня и даже что-то требовать.
— Ну хватит уже, чего ты сразу заводишься? — Поморщился он.
— А это чтоб ты не расслаблялся, государев человек! А то с вашим братом иначе нельзя, на шею садитесь.
Насладившись редким зрелищем пристыженного майора, я все же с великодушным видом махнул рукой.
— Ладно, веди уже. Где там мой клиент?
— Клиент, блин… шуточки эти твои — пробурчал Дамир, указывая мне дорогу к жертве очередного убийства.
Пройдя по выкрашенным коричневой краской коридорам, в которых буквально каждая деталь кричала о принадлежности казенному дому, мы вошли в одно из помещений, стены которого украшала ужасная зеленая кафельная плитка.
— А почему в селекционной держите труп? — спросил я, разглядывая полупустое помещение. Тут, помимо привезенной каталки с накрытым простыней телом, стояли только два пустых патологоанатомических стола и несколько медицинских стеклянных шкафов с множеством специфических инструментов и склянок.
— Ну так… для тебя ж специально все устроили! Не у холодильников же торчать, мерзнуть.
Майор попытался изобразить беззаботность, но я где-то на грани восприятия уловил от него нотки смущения.
— Боитесь, что я с остальными жмуриками парой фраз перекинусь? — Не сдержал я ехидной улыбки.
— Вот что ты за человек, Секирин? Ерунду говоришь всякую! Да ну тебя!
Дамир в сердцах махнул рукой, показывая всю глубину своего возмущения моим обвинением. Но, во-первых, я слишком давно его знал, чтобы он мог так легко меня обмануть, а во-вторых, моя способность ощущать эмоции других людей теперь уже явно просигнализировала о том, что он сильно смутился. Хм… значит, не показалось, и правда опасаются.
И, судя по реакции Галиуллина, он прекрасно понял, что несмотря на мой полушутливый тон, я обо всем догадался верно, и выводы об уровне доверия сделал соответствующие. Однако сам он выглядел почти извиняющимся, как бы говоря своим видом: «Извини, приятель, служба такая. Хочешь узнать больше — надевай китель» И пробивающийся сквозь мое восприятие легкий флер вины явно намекал мне, что он очень стыдится такой демонстрации недоверия. Однако я даже на него и не думал обижаться. Я ж прекрасно понимаю, над ним сидит начальство, с которым спорить себе дороже. Да и чужих секретов мне отродясь не надо было, от них сплошные проблемы. Так что я абсолютно не имел никаких претензий, что и поспешил продемонстрировать.
— Ладно тебе обиду вселенскую изображать, — хмыкнул я, — говори уже, чего хочешь вот у него спросить, — кивок головы в сторону тела.
— Ох-хо-хо! Тут не так все просто, Сергей. Спросить-то я хочу многое, но вот утвердили мне только такой перечень. — Он протянул мне листок с общими, в принципе, вопросами, — и очень прошу, не любопытствуй лишнего, ага?
— Дамир, расслабься! Я все понимаю, чай не на детский утренник пришел. Секретность, уровни допуска и прочая ваша служебная шелуха мне прекрасно знакома. — Ободряюще хлопнул я майора по плечу, попутно изучая переданный мне лист бумаги. — Но и ты не забывай, с какими людьми мне работать приходится. Если б не умел держать язык за зубами, давно бы «выбыл» из бизнеса.
Свою последнюю фразу я для наглядности сопроводил жестом, проведя ладонью по горлу, однако Галиуллин не спешил успокаиваться.
— Знаю, Серега, знаю! Будь на твоем месте кто-либо другой, я бы вообще не рискнул его привлекать. Ты просто не представляешь, интересы каких людей затронуты в этом деле. Вся эта затея сугубо под мою ответственность организована. Если хоть что-то пойдет не так, хоть вот настолько, — он показал мне микроскопический зазор между пальцев, — то первой оторвут именно мою башку. Вот такой здесь расклад, без всяких прикрас…
Переваривая услышанное, я мысленно выругался. Нет, ну нельзя же так! Это как подойти к человеку и сказать: «Не думай о белой обезьяне!» И первое, что этот гипотетический человек сделает, это обязательно о ней подумает. Теперь работать нужно будет втройне осторожно, чтобы и правда чего лишнего не зацепить. Истинность изречения: «Во многих знаниях многие печали» я успел познать на себе уже неисчислимое количество раз. Но я же профессионал, мать твою! Я смогу! Наверное…
— Общаться с мертвыми, это тебе не в Гугле запрос вбить, — проворчал я больше для успокоения Галиуллина, припоминая одно из своих выдуманных правил. — Не факт, что он вообще на эти твои вопросы захочет отвечать.
Конечно же, я безбожно лукавил. Нет у мертвецаничего такого, что бы он сумел от меня скрыть. По крайней мере, мне такие уникумы пока еще не попадались. Но знать об этом не положено ни единой живой душе. Пусть лучше все будут убеждены, что я не могу получить любую, какую только захочу информацию от покойника. Так всем будет спокойней жить, и мне в первую очередь.
Подойдя к трупу, я откинул простыню с его головы. Под тканью оказался мужчина, приблизительно пятидесяти лет. Утонченные черты лица, которые не смогла испортить даже смерть, аккуратная испанская бородка, волевой подбородок, широкая мужественная челюсть. Его темные волосы слегка посеребрила седина, делая образ покойного каким-то по-отечески располагающим. Подсознательно же к нему хотелось относиться со всем возможным уважением и пиететом, как к мудрому наставнику, который знает ответы на большинство жизненных вопросов, или что-то вроде того. Весь внешний вид мертвеца не просто намекал, а прямо кричал о его высоком положении при жизни, и принять его за рядового клерка не получалось даже в таком виде — распластанном голышом на холодной каталке.
Без тени брезгливости положив ладонь покойнику на лицо, я попросил Дамира выйти, а сам, тем временем, начал осторожно накачивать тело покойного Силой.
Я выпустил ее уже достаточное количество, когда краем глаза увидел в дверном проеме фигуру еще одного полицейского.
— Опа, Галиуллин! А че тута происходит? Почему посторонние на объекте?
Пожилой усатый мужчина в новехоньком кителе по-свойски вошел в секционную, заложив руки за спину. Он всем своим видом демонстрировал главенствующее положение, а заодно эдакий хозяйский настрой кого-нибудь как следует пропесочить.