Медиум
Шрифт:
А он так и остался холостяком. Другом дома и верным Аллочкиным рыцарем.
Она его не забыла…
Хотя раньше, когда у Игоря впереди, уже близко, маячила зашита кандидатской, Алла держала друга дома подальше. Муж делает карьеру, волновать его незачем. Но потом жизнь покатилась по наклонной плоскости. Гоги и правда мотается до сих пор по экспедициям, но уже и доктор, и профессор, автор многих статей в зарубежных журналах, участник симпозиумов и конференций.
– Дззынь!
Кажется, дверь.
Шаги. Вялые, шаркающие, неохотные. Можно подумать, столетняя старуха шкандыбает,
– Иду, иду. Привет, мам.
– А я уж думала, дома нет никого. Звоню, звоню. Сумку хоть у матери забери!
– А что там?
– Крабы. Я крабов достала. Вынимай.
– Ну конечно. Я боюсь, вдруг цапнут!
– Не глупи. Они в целлофане. Почему из школы так рано? С уроков сбежала?
Алена моментально стала серьезной.
– Да, мама. Товарищам удалось отвлечь охрану и провезти меня в вагонетке с углем. Без жертв, конечно, не обошлось… Но мы отомстим!
– Вечно твой юмор. Как с учебой-то?
– Нормально, Я девочка немного взбалмошная, но начитанная и эрудированная.
– Кто это сказал?
– На родительские собрания надо ходить.
Алла Федоровна взглянула на себя в зеркало и поправила прическу, Тридцать семь. Не девочка. Ноги отекают по вечерам, врач говорит, камешки в почках. Мешки под глазами приходится скрывать с помощью слоя пудры. Но в общем и целом… Ягодицы упругие, спинка прямая, бедра при ходьбе ещё покачиваются как надо, высокая грудь эффектно облегается голубой блузкой с открытым воротом. Очень даже ничего. Мужики исправно поворачивают вслед головы, будто подсолнухи за солнцем.
– Ты что там застряла? – спросила Алёнка из кухни.
– В зеркало смотрюсь.
– Зря стараешься. Папка опять в кабинете со своим фолиантом. «И пыль веков от хари отряхнув…»
– От хартий, – машинально поправила Алла. – Это тот фолиант, что Георгий Бадиевич привез из экспедиции?
– Наверно. Мам, а он правда профессор или это кликуха?
– Господи, ну и лексикон. Валера на тебя плохо влияет.
– Это он-то? – усмехнулась Алена. – Он при мне и пикнуть не смеет. Валерка у меня на коротком поводке.
«На коротком поводке» – это мамино выражение. (Лексикон!) У неё самой «на коротком поводке» всю жизнь был Гоги. Доктор наук, выглядящий, как мальчишка: худощавый, но не худой, загорелый дочерна, при черной бороде, куда затесалось чуть-чуть благородной седины. Ковбойская шляпа с широченными полями. В общем, романтический герой, Джон – Верный Глаз. И на мамку смотрит так, будто вот сейчас резко свистнет, подзывая белого коня, и умчит в горы под свист ветра, не обращая внимания на запоздалые выстрелы за спиной…
Игорь Иванович в своем кабинете непроизвольно оглянулся и посмотрел на сиротливый диван у стены. Он спал на нем уже года три. Помнится, тогда, в самом конце осени, буйствовала эпидемия гриппа, и он свалился с температурой. Алла надела марлевую повязку и прозрачно намекнула, что, дескать, было бы хорошо на некоторое время Игорю поночевать отдельно, в целях карантина. Игорь согласился, перебрался в кабинет на диван, да так там и остался. Все произошло естественно и само собой. О разводе они и не помышляли. Оформление документов, суд, раздел имущества! Не гниющий Запад, где стоит снять трубку и позвонить адвокату – Наша система гораздо более гуманна и мудра: хочешь не хочешь – живи вместе. А там, глядишь, где словечком перебросишься, где мусор выкинешь. Стерпится-слюбится…
– Ты мне не дури! – визгливый голос жены из кухни. – Гимнастику она решила бросить! Надоело, видите ли! А по улице шляться не надоело? Дискотеки не надоели? Валерка этот по ночам телефон обрывает! Нет, я это прекращу.
Дверь распахнулась, на пороге стояла Алла – разгневанная, с алыми.пятнами на лице.
– А ты что молчишь? Ты отец или чужой человек? Вырастил дочь!
– Почему я? – растерялся Игорь Иванович. – Вместе растили. А насчет дискотек – так вспомни себя в её возрасте.
– Себя? – взъярилась Алла. – Ты меня ещё смеешь упрекать? Я была дурой. Беспросветной дурой! Муж тряпка, дочь неизвестно что. Я хожу как нищая…
– Может, не стоит сейчас-то?
– А кого ты стесняешься? Собственной дочери? Она и так знает, что мы нищие! Папочка, видите ли, патриот науки! Сидит в каком-то сраном музее, получает двести «штук»! Это зарплата для мужика?
Игорь Иванович тихонько вздохнул. Музей – это больная мозоль и для него, и для Аллы.
На эту работу он согласился сразу, как только стало. ясно, что дорога на кафедру и в аспирантуру для него» закрыта. Музей – так музей. Для Историка (с большой буквы – это-то все признавали) – почти идеальное место: тишина, минимум посторонних, богатая библиотека и доступ к архивам. Он ушел туда, как нырнул в глубокий прохладный омут – с головой. То ли от по-. постоянной пыли, то ли от недостатка ультрафиолета кожа его приобрела нездоровый землистый оттенок, незаметно выросло брюшко, и по лестнице уже к сорока годам он начал подниматься с одышкой, отдыхая через пролет.
– Ну, вы тут ругайтесь, а я пошла, – зевнув, сказала дочь.
– Это куда еще?
– Прошвырнусь. Может, Валерка компанию составит. А то не все же ему телефон обрывать.
Алла Федоровна издала короткий смешок.
– Со мной сейчас будет истерика, – сообщила она. – «Ругайтесь»! Из-за кого мы, по-твоему, ругаемся? Что с тобой делать? Да! – Она раздраженно сняла трубку звонившего телефона.
– Привет, муха. Скучаешь?
У Аллы медленно округлились глаза.
– Что?
– А то хочешь, сходим в «Кисс». Там сегодня Вадька Прыщ, его смена. Может, бесплатно пропустит, а то у меня, если честно, с бабками напряг.
– С чем?
– Ох, простите, Алла Федоровна, не признал. Алена дома?
– А с чем у вас напряг?
– Да с деньгами. Но это неважно, собственно…
– Вот что, молодой человек. Моя дочь с дворовой шпаной не общается, запомните.
– Я вообще-то студент второго курса.
– О Боже! И что вы изучаете? Классическую литературу?
– Приборы точной механики в политехническом.
Алла собралась было съязвить, но Алёнка величественно, как королева, отняла трубку.
– Это я, Валер. Как дела? Можно сходить, дома у меня сейчас ураган. А, не бери в голову. Жди, скоро выйду.