Шрифт:
Annotation
Лондонский арт-мир — это крошечный микрокосм общества отчуждения. Джонни Махач и его товарищи провоцируют возрождение и жестокую гибель авангардного арт-движения под названием неоизм. Взрывной коктейль из скинхедов, насилия, эпатажа и выского искусства.
РАЗ
ДВА
ТРИ
ЧЕТЫРЕ
пять
ШЕСТЬ
СЕМЬ
ВОСЕМЬ
ДЕВЯТЬ
ДЕСЯТЬ
ОДИННАДЦАТЬ
эпилог
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
59
Это
«Пять скинхедов летели со скоростью и грацией волков, приближаясь к жертве. У пацана не было ни шанса! Джонни добежал до ублюдка первым, напрягая мускулы руки, чтобы стукнуть панку в горло ударом карате. Парень задрожал, и колени у него подогнулись. Прежде, чем типчик опустился на пол, банда окружила его — и их ботинки принялись молотить по его распростёртому телу...»
РАЗ
ДЖОН ХОДЖЕС ДОБРУЮ минуту безучастно пялился на доктора. Мария Уокер беспокойно поёрзала в кресле. Скинхед был молод и сурово красив. Профессиональная этика запрещает сексуальные связи с пациентами, но доктор ощутила, как осторожность покидает её. Марии так не хватало в жизни возбуждения. После двух лет сожительства с социальным работником, который проявлял больше интереса к делам местной Партии Лейбористов, чем к женской жажде генитального удовлетворения, в голове Уокер мелькали всякие видения.
— Говорите, — чирикнула Мария. — Чем могу вам помочь?
— Знаете, доктор, — выпалил Джон, — мне кажется, я псих!
— Вы считаете себя сумасшедшим? — недоверчиво повторила Уокер.
— Да, — признался Ходжес. — Я ёбнутый на всю черешню!
— Что заставляет вас считать себя психически неадекватным? — осведомилась Мария.
— Куда бы я не пошёл, — конкретизировал Ходжес, — мне кажется, что за мной следят люди. Иногда я избиваю пиджаков за неправильный взгляд. Но хуже всего джаз, где бы я его ни услышал, мне на хуй сносит башню, вообще не могу себя контролировать. Если ничего не сделать, я могу и убить кого-нибудь. Вся эта озлобленность напрочь рвётся наружу.
— Понятно, — сказала доктор невнятно, корябая потметки на бумаге. — Как вам кажется, когда начались эти проблемы?
— Лет десять назад, —
— А почему бы вам не снять квартиру где-нибудь поближе к центру? — потребовала Мария.
— Тут-то и загвоздка, — рыкнул Ходжес. — Я на пособии, ни хрена нет бабок, чтобы снять халупу в Уэст-Энде. Единственный способ получить квартиру в центре города, это если социальные службы направят меня в жилищный кооператив как нуждающегося в дешёвом приюте подальше от Уэста.
Уокер встречалась с людьми такого типа и раньше — и она прекрасно видела, что он на сто процентов нормален. В конце концов, как любой предприимчивый молодой человек, он хотел выбраться из Поплара и ради этого готов изображать безумие. Доктору понравилось поведение Ходжеса, и она решила подыграть пациенту. Пора уже бросится и схватить то, чего она вожделеет.
— Хорошо, — сказала Мария. — Прошу вас раздеться до пояса снизу.
Джон встал, стянул подтяжки, потом дал своим «ста-престам»* соскользнуть на пол. Спустя пару ее-
1 Levi’s Sta-Prest — брюки, входящие в классический прикид скинхедов.
кунд его боксёрские шорты с Юиион Джеком тоже повисли на лодыжках. Уокер взяла его яйца в ладонь и попросила его покашлять. Ходжес услужливо прочистил горло.
— Мой парень примерно так себя в постели и ведёт, — засмеялась Мария. — Кашлянул пару раз, и отвалился!
— Вам надо найти себе настоящего мужика, — отметил Джон.
— Наверно, надо, — хихикнула доктор, сдавливая его дрын.
— Отсоси у меня, — распорядился скинхед.
— Сейчас я ничего не буду делать, — проворчала Уокер. — Меня там другие пациенты ждут. Позвоню тебе сегодня вечером в шесть-тридцать.
— Это свидание, — включился в игру Ходжес. — Мой адрес есть?
— Конечно есть, глупышка, — хихикнула Мария. — В твоей больничной карте.
Фицджеральд-Хаус возвышался над Крисп-Стрит-Маркет, как эдакий монструозный мегалит, возведённый, чтобы напоминать о миллионах, живущих в аду корявых застроек по вине послевоенных планировщиков. Джонни Махач жил на двадцать третьем этаже, и тоненькая стеночка отделяла его жилище от места, занятого парой с понтами стать арт-звёздами — Доном Пембертоном и Пенелопой Эпплгейт, они же «Эстетика и Сопротивление».
— Завари мне чаю, Пенни, — скомандовал Дон.
— Сам себе завари, — отбрила Эпплгейт.
— У меня голова болит, — пожаловался Пембертон, — из-за реггей, который крутит этот скинхед в соседней квартире. Нездоровая музыка, я из-за неё себя плохо чувствую.
— Этот прол ушёл минимум час назад, потом играл только мой компакт Майлза Дэвиса — а джаз ты, насколько я знаю, любишь, так что, должно быть, ты себя плохо чувствуешь по другой причине.
— Завари мне чаю, — скомандовал Дон. — Я забо-лел.