Медленная смерть
Шрифт:
— Ладно, твоя взяла, — согласилась Дебден-Филипс.
Сделка свершилась, две женьчины доедали в молчании. 1
Джонни обвил рукой девушку за плечи, пока её сестра снимала. Девочки поменялись местами. Ходжес скалился в камеру.
— Очень спасибо, — сказала вторая тёлка, обвила руками шею скинхеда и одарила поцелуем в щёчку,
— Нет желания отсосать? — осведомился Джонни.
— Не понимать, — сказала девушка, сверкая улыбкой.
— Шут с ним, проехали, — прошипел Ходжес и потопал по улице.
Бутбой2 шёл на восток и скоро
— Ищешь подружку на вечер? — засмеялась она, когда Джонни подошёл.
— Даже не верится, — простонал скинхед, — да ты шлюха!
— И чего такого? — дёрнула ртом девушка. — У тебя на этот счёт какие-то комплексы?
— Нет, — выпалил Ходжес, — просто ты выглядишь куда лучше, чем обычные девки со счётчиком на пизде, я подумал, что молодая и свободная тёлка ищет компанию!
— Я беру не больше остальных! — сказала проститутка, подхватив Джонни под руку.
— Проблема в том, — вздохнул скинхед, — что у меня в карманах полный голяк.
— Можешь сдать свою попку какому-нибудь бизнесмену, а потом вернуться ко мне, — предложила девушка.
— Ни за что, — заорал скинхед и пошёл прочь. — У меня ещё осталась гордость!
Как и Джонни Махач, Пенни Эпплгейт и Дон Пембертон покинули Фицджеральд-Хаус ради Сохо. Их любимым местом была Олд-Комптон-Стрит. Будущие арт-звёзды регулярно ходили в « Кондитерскую Валери», как и куча прочего модного народу. В доме номер 44 можно заниматься художественной карьерой, попутно попивая чай и угощаясь хорошими пирожными. Пенни и Дон как раз сделали заказ, когда с улицы зашёл Рамиш Патель. Узнав парочку, он подошёл и сел за их столик.
— Как делишки? — спросил Рамиш.
— В порядке, — ответила Эпплгейт, — мы ведём переговоры насчёт выставки в туалетах ИИК3.
— Институту идея нравится, — добавил Пембертон. — Правда, они ломают головы, как охранять выставку, публика может заявить протест, если кабельные камеры безопасности будут снимать, как они облегчаются.
— ИИК хочет провести ретроспективу всех моих фильмов, — объявил Патель. — В следующем году. Я хочу представить новое кино в этом сезоне.
— То, про расизм и художественный истэблишмент? — захотела выяснить Пенни.
— Ага, — подтвердил Рамиш. — Рабочее название «Белая Ложь».
— Класс, класс! — включился Дон. — Или искусство будет критичным, или его не станет вообще!
— Чего? — зашипел Патель.
— Цитата из последнего манифеста «Эстетики и Сопротивления», из брошюры под названием «По ту сторону прекрасного», — объяснила Эпплгейт. — Её напечатают в редакторской колонке в следующем выпуске «Журнала Нематериального Искусства».
— Я тут размышлял о вашем стиле работы, — признался Рамиш, — и хотя вам ещё надо заключить контракт с галереей, эти ваши статьи в художественных журналах уже сделали вам имя. Вы вдохновили меня взяться за карандаш и бумагу, чтобы заработать ещё немножко славы!
— Спасибо! — пропели в унисон Эпплгейт и Пембертон. — Это честь, получить такой комплимент от столь крупной звезды арт-сцены, как вы...
Разговор моментально прервался, когда официантка принесла Эстетике и Сопротивлению чай и приняла заказ у Пателя. Когда женщина ушла, трое друзей вновь обратили мысли в сторону мира искусства.
— Я сегодня пойду на открытие Карен Элиот, а потом побегу в Ист-Энд на тусовку Компьютерных Концептуалистов в «Галерею Элдгейт». Вы со мной? — поинтересовался Рамиш.
— Ага, — выпалил Дон. — Мы собираемся на Элиот во «Флиппер».
— У нас нет приглашения на вечеринку Компьютерных Концептуалистов, — пожаловалась Пенни. — А говорят, это новейший курс. Мы, конечно, можем просочиться внутрь, но это страшное свинство со стороны «Элдгейта» — выкинуть Эстетику и Сопротивление из списка рассылки. Думаю, они мстят за обзор на их Молодых Современников, который мы написали в «The Gallery Gazette».
— Но эта выставка и впрямь была отстойной! — заорал Патель. — Как тоталитарно — каждую выбранную работу поместить под герметичное стекло! Мне показалось, вы очень грамотно поддели этот факт. Обзор весьма меня позабавил.
И в таком ключе, над бесконечными чашками чая и некоторым количеством хороших пирожных, три художника бесились и разглагольствовали на тему несправедливости художественного мира. Молчаливо предполагалось, что все трое были круче Уорхола! Но вместо этого Эстетика и Сопротивление оказались в изоляции даже в художественном мире, а Ра-миш никак не мог превратить признание культурного истэблишмента в карьеру, приносящую многие миллионы фунтов в мейнстриме развлекательной индустрии.
Вернувшись из Уэст-Энда, Джонни Махач обнаружил, что у него на хате смотрит порнушку вся его бригада. Ходжес был не только признанным вожаком «Рейдеров»4, он ещё и единственный из членов фирмы жил один. Посему естественно, что его квартира считалась заодно и клубным помещением, и у каждого члена бригады был собственный ключ от входной двери. Джонни прошёл на кухню и взял банку «Стеллы» из холодильника, прежде чем опуститься в любимое кресло. Тревор Кей, среди друзей известный как ТК, как раз освободил место. Бунтыч и Худой застонали, когда Тревор втиснулся на диванчик. Самсон ощерился, он занял второе приличное кресло, прикинув, что Джонни должен скоро вернуться.
— Ко мне тут должен подвалить бабец, — объявил Джонни, потянув за кольцо на банке. — Вы можете остаться, если будете вести себя прилично, но я пиздец как озверею, если вы нам помешаете.
— А почему бы не устроить групповушку? — спросил Худой.
— Потому что она доктор! — отрубил Ходжес.
— И чего? — не врубился Худой.
— А ты разве не читаешь дрочильные журналы, которые мы покупаем на общак? — зарычал Джонни.
— Не-а, — прошипел Худой. — Я блин только втыкаю на фотки.
— Знаешь что, сел бы ты на диету, — влез Бунтыч. — Сбрось пару фунтов, и сможешь снимать тёлок, как любой нормальный парень, не надо будет пристраиваться в очередь и брать себя в руки.
— Пошёл на хуй! — выматерился Худой, отоварив Бунтыча тыльной стороной ладони.
— Ты жирный ублюдок, ты жирный ублюдок! — завопили в унисон остальные ребята.
— Ладно, ладно, — взвыл Худой. — Пускай у меня выпуклости в нужных местах и ещё куча запасных, чтобы в них пинать. Это не объясняет, почему бы не натянуть докторшу паровозиком.